Читать книгу "Туман на родных берегах - Дмитрий Лекух"

А это плохо, очень плохо.

Мы и с германскими, да чего там с германскими – с англосаксонскими криптограммами справляемся с огромным трудом. Шифровальщики с ума сходят, требуя скоростные счетные машины, которых у нас просто-напросто нет.

Мы же не англичане, отстаем.

Но если они научились кодировать информацию, маскируя ее под мелодию, это уже совсем нехорошо.

Тогда понятен смысл посылки курьеров: шифрограмму надо не только передать, но и принять, а самое главное – понять. На перехвате курьеров с «ключом» и надобно будет сосредоточиться.

Охрану и без Никиты организуют.

Но тогда в чем заключается роль главного тюремщика Лаврентия?!

Видимо, вождь считает, что курьер должен появиться в окружении опального Старика!

А более удобного момента, чем торжества по случаю Победы, на которые почетного пленника и арестанта вывезут, – и быть не может!

…Когда они вышли на свежий воздух, Ворчаков вполголоса поделился своей догадкой с Берией.

Тот кивнул.

– Возможно. Но я бы не исключал и попытки террористического акта. Господа максималисты и примкнувшая к ним шваль не делают большой разницы между Вождем и Стариком. Оба для них – злейшие враги. Причем, неизвестно, кто хуже. С Вождем коммунистическая Германия вынуждена поддерживать дипломатические отношения. А Дед – просто враг. Но для коминтерновцев в этом нет особой разницы. В конце концов, на параде Победы Валентин Петрович со Стариком будут стоять на расстоянии вытянутой руки на одной трибуне. Поверьте, для бомбиста – лучше не придумаешь. Одной бомбой…

Никита задумчиво полез в карман за папиросами.

– Исключать, конечно, ничего нельзя, – вздохнул, прикуривая. – Вообще ничего. Особенно при таком скоплении публики. Каждую сумочку не обыщешь. А если еще учесть неистребимое желание Вождя общаться с народом… Впрочем, это рутина. У меня все из головы не идет отстуканная по столешнице джазовая композиция. Как там бишь ее, «Туман на родных берегах»? Вы ее хотя бы слышали?

Берия отрицательно покачал головой, а потом, для верности, развел руками:

– Извините, не довелось. Я вообще с недоверием отношусь к подобной музыке. Как, кстати, и Канцлер…

Никита рассмеялся.

– А вот это вы напрасно. Канцлер очень любит джаз, полковник. Поверьте, в этом нет ничего зазорного, мы ведь с вами тоже с удовольствием наблюдаем, как забавно гримасничают обезьянки в зоосаду. Просто стесняемся в этом признаться. Я – не стесняюсь. Но именно этой композиции слышать мне почему-то не довелось. Вы, кстати, не подскажете, Лаврентий, есть ли в Москве ресторация, где может играть хорошая джаз-банда?! Эти музыканты внимательно следят за новинками, можно попробовать заказать…

Берия кивнул.

Задумчиво пожевал нижнюю губу.

– Подскажу, разумеется. Мог бы прямо сейчас, но лучше наведу дополнительные справки у референтов. Сам компанию не составлю, увольте. У меня от этого негритянского безобразия жутко болит голова. А пока извольте проехать со мной в «Арагви» у памятника Долгорукому. Совсем новый ресторан, владельцы планировали его открыть только через два года, в тридцать восьмом. Признаться, употребил влияние, ускорил. Под предлогом Олимпийских игр. Там прекрасная грузинская кухня, и я взял на себя смелость заказать столик на две не очень любящие друг друга, но вынужденные в ближайшие дни работать вместе персоны. Не возражаете?

Никита кивнул и усмехнулся.

Он, разумеется, слышал об этом ресторане.

В том числе и о некоторых особенностях его акустики, не позволяющей подслушивать отдельные столики даже при применении самых современных технических средств. Берия звал его туда не столько пообедать, сколько поговорить.

Ну, и отобедать тоже: кухня в ресторане была отменная и, несмотря на относительную новизну заведения, уже славилась далеко за пределами Москвы.

Ну, и отчего ж не воздать ей должное?

Говорят, там дивно готовят какой-то особый рисовый суп с бараниной, томатами и базиликом, – густой, ароматный, даже обладающий целебными свойствами.

И знаменитое грузинское лобио, сациви из кур и экзотический шашлык, который пекут на древесных углях, заворачивая каждый кусочек мяса в отмытую и вымоченную в молодом вине желудочную пленку.

То ли по-царски, то ли по-карски, то ли еще как, неважно.

М-м-м…

Глава 8

…Берия, как выяснилось, из всех доступных ему машин, так же, как и Ворчаков, предпочитал «Эмку»-кабриолет.

Белого пижонского цвета.

И красное сухое вино.

Итальянское.

– Знаете, Никита Владимирович, – вздыхает, разливая по бокалам заказанное на аперитив благородное старое кьянти лысый очкастый тюремщик, – я мог бы попросить для вас рог и спеть какую-нибудь заунывную народную песню. Но не буду делать ни того, ни другого. Когда принесут мясо по-карски, мы его с вами запьем «Напареули». Но не потому, что его обязательно запивать аутентичным грузинским вином, нет. Просто баранину, по моей просьбе, мариновали в этом вине. Не люблю, когда мясо маринуют лимоном, как это полагается по классическому рецепту. Лимон убивает баранину. Впрочем – оцените…

Никита кивнул, усмехнулся уголком губ.

– Вижу, готовились, Лаврентий Павлович.

Берия снял мятую армейскую фуражку, промакнул вспотевший лоб салфеткой и неожиданно звонко расхохотался.

– Разумеется, Никита Владимирович. Разумеется. Еще как. Но признаться, не к беседе о маринаде к бараньему шашлыку. У меня сегодня планировался обед с одной из моих… м-м-м… сотрудниц. Однако пришлось отменить. Вы ей, не скрою, не самая приятная замена, к тому же я в курсе того, что вы меня… недолюбливаете. Но Валентин Петрович, согласитесь, – умеет удивить…

Ворчаков рассмеялся в ответ.

Им и предстояло вместе работать как минимум несколько дней, до Парада Победы.

А, значит, нужно установить контакт.

Все как и учили.

Тем временем расторопные половые в грузинских рубахах расставляли на столе мелкие вазочки, из которых оглушительно вкусно пахло чем-то горячим и острым.

– Угощайтесь! – Берия сделал широкий жест и отхлебнул вина.

Никите понравилось, что он, по европейскому обычаю, не стал чокаться.

Лысоватый главный тюремщик новой имперской России, несмотря на кажущуюся мужиковатость, умело держал дистанцию.

– Мне, – вздохнул Ворчаков, заправляя салфетку за воротник форменного летнего френча с лазоревыми погонами, – прежде чем угоститься, потребуются ваши рекомендации. В грузинской кухне я не силен…

– Ах оставьте, Никита Владимирович. Ваша работа по грузинским меньшевикам мне хорошо известна и вызывает искреннее восхищение. Неужели, проведя ряд блестящих операций на моей бывшей родине, вы так и не полюбили нашу кухню?! В жизни не поверю…