Читать книгу "Третья Мировая Игра - Борис Гайдук"

Соломон Ярославич велел запеть песню. Грянули мы нашу любимую, «катят мячик по Берлину наши игроки», немного взбодрились. Солнце спряталось в сосновых верхушках, стало смеркаться. Еще три часа — и ночь. Как тогда в схватку идти? Огнем игру подсвечивать нельзя, поэтому на ночь обычно все передвижения останавливаются. Летом, при луне, частенько играют, а зимой почти никогда. Зимой вообще труднее играть, и по снегу топать, и мяч катить, поэтому зимой ночные маневры — большая редкость.

Вот и Ржавая горка показалась. На вершине дубовая рощица, а склоны голые. Лучшего места для засады не придумать. Забрались наверх, осмотрелись. Немца пока не видно. Соломон Ярославич спешился, велел денщику коня к обозу отогнать. Чтобы тот случайно не заржал и нас раньше времени не выдал. Обоз наш в другом месте стоит, как будто мы ночевать в прежде намеченном месте остались. С собой только немного сухарей, сала и воды взяли.

Князева отряда нигде не видно — они, небось, тоже обманные маневры совершают, чтобы наше передвижение от немца скрыть, а самим вскоре очутиться здесь. И немцы часть своих людей тоже наверняка по ложному ходу пустили, как будто прежним курсом идут. Ночью потом эти обманные разведчики к основному отряду вернутся. Одно слово — тактика.

Устроили мы себе укрытия из снега и веток. Только присели отдохнуть и перекусить.

И тут:

— Немцы!

— Прячься, ребята! Ни звука!

Попрятались мы, выглядываем украдкой. Точно, немцы!

Угадал Дмитрий Всеволодович! Вот золотая голова! Только где он сам? Не опоздал бы. С опытным князем сподручнее в бой идти. Наш-то Соломон Ярославич тоже раньше в тренерах бывал, но давно; последние лет пятнадцать у нас на воеводстве сидел, хозяйством управлял и к игре не имел никакого касательства.

А немцы тем временем с мячом приближаются. Первый раз в жизни я вживую, своими глазами мяч увидел. Какой же он огромный! Медленно мяч катится, вязнет, на том склоне снега много навалило. И сами игроки устали, без прежнего парада идут. Полузащитники мяч катят, защита кучками кое-как по бокам движется. Сзади малый верховой обоз, саней нет, налегке идут. Чуть в стороне — несколько судейских верхом на лошадях, носами клюют. Сзади парочка операторов плетется. Последние метры люди преодолевают. Одно, видать, на уме — горячий ужин да сон. Ан нет! Будет вам, гансы, вместо ужина другая каша!

Соломон Ярославич дает вполголоса последние распоряжения, как построиться, в каком порядке атаковать, а я вижу — руки у него подрагивают. Если уж сам воевода не в себе, то про нас и говорить нечего. Боязно. Ох, как боязно!

А немцы как будто что-то почуяли. Остановились, тренер ихний подозвал к себе несколько человек, отдал распоряжения. Два десятка игроков вперед выдвинулись, скорым шагом прямо к нашим укрытиям направились.

Пора, наверное. Иначе скоро они нас заметят и к обороне приготовиться успеют.

Соломон Ярославич тоже это уразумел.

— Ну, детушки, пришел наш час! — громко выкрикнул. — Не посрамите старика! Держитесь друг за друга и ничего не бойтесь!

Вскочил на ноги:

— За мной!

Ну вот и началось! Будь что будет!

Встал я, слева и справа от меня тоже люди в рост поднялись, через снежный бруствер перекатились и — вперед!

Гляжу — немец опешил не на шутку. И есть от чего. Не разведку, не сторожевой отряд, а тысячу атакующих защитников на своем пути внезапно встретили. Это вам не фунт орехов. Операторы кричат, камеры поспешно разворачивают, судейские головами вертят, пришпоривают коней и по сторонам разъезжаются, чтобы все поле боя под присмотром держать.

Дозор немецкий, что к нам выдвинулся, быстро повернул назад. Тренеры команды кричат:

— In vier Linien antreten! Zwei Bereitschaften!.. Den Ball zuruk bringen!..

Защита тут же вперед выступила, перед мячом заслон выстраивает. Каждый знает, что делать надо, никто столбом не стоит и ушами не хлопает.

— За мной, ребята! — Соломон Ярославич надсадно кричит. Тренеру-то ближе чем на сто метров к мячу подходить нельзя, иначе предупреждение, а то и дисквалификацию от судейских получишь. Скоро ему остановиться придется, а нам дальше одним идти.

Строя у нас толком не получилось. Кто-то отстал, кто-то вперед вырвался, так рыхлой толпой и бежим. Только бы в снегу не увязнуть и не упасть, свои же и затопчут. Может, чуть поотстать, чтобы другие меня обогнали, другие первыми с немецкой обороной сошлись?

Вдруг слышу:

— Бей немца!!!

Это Васька мой заорал! Его голос!

— В-а-а-а-а!!!

Как дикий зверь ревет. Остальные тоже подхватили:

— А-а-а-а!.. В-а-а-а!..

С криком веселее бежать получилось. От собственного крика и страха поубавилось. Вот они, немцы, не больше ста шагов осталось. Числом уступают нам почти вдвое, но — от неожиданности уже оправились, выстроились в несколько оборонительных линий. Наклонили вперед головы, руки, в локтях согнутые, прижали к телу — стеной стоят. Страха ни в одном лице нет. Настоящая команда. Краем глаза вижу, что полузащита тем временем мяч в сторону откатывает. Все, как Дмитрий Всеволодович предсказывал. Только где же он сам, сокол наш?

— Бей немца! — Васька мой яростно кричит. — В-а-а-а-а!!! Ломай их, братцы!

Васька всех обогнал. Один впереди всех прямо на немца бежит. Ничего не боится! А немцы уже совсем близко! Глаза игроков видны. Серые, стальные. Бесстрашный народ, настоящие игроки. В последний момент хватаю, как учили, под локти соседей, цепляемся в связку, чтобы посильнее удар получился. Ну, пронеси!

Хах! Ды-дых! Сошлись.

Треск — как сухим горохом в стену, только в сто раз громче. И сразу — страшная теснота, невозможно поднять руку. Только бы свои не задавили! Как пшеничное зерно на жерновах себя чувствую — жутко, а поделать ничего нельзя, колыхаюсь частицей общей массы.

Первый ряд немцев мы сразу смяли, свалили себе под ноги. Остальные — стоят, не поддаются. А мы толпой валим, задние передних вперед двигают, сами себя зажимаем.

— Бей их! — Васька откуда-то спереди кричит.

Надо же, в первом ряду был, а на ногах устоял. Вот герой! Дождался своего!

Смотрю, а он и руками вовсю орудует! Одному по роже, другому в ухо! Руками-то нельзя! Только туловищем и головой на противника напирать можно.

— Васька! — кричу ему. — Осторожнее! Убери руки! Желтую карту получишь!

Куда там, не слышит! Дорвался до игры, как голодный до хлеба! Как тот древний человек, что для убийства в поле вышел. Тут и я, глядя на Ваську, кураж почувствовал. Вижу — немец с земли хочет подняться, разбитое лицо рукой закрывает, а я — коленом ему в голову — раз! И сверху припечатать! И еще раз, чтобы под ногой чвякнуло! Вот так! Больше не встанет! Нарушение, конечно, страшное, но кто в такой свалке увидит? И вперед, только вперед! Держитесь, гады!