Читать книгу "Штука - Владислав Выставной"

Так что я просто так, из прихоти, не могу бросить Клан.

И, честно говоря, не хочу. Клан дал мне кое-что такое, чего у меня в жизни не было никогда.

Уверенность.

Странно, но в окружении слабаков я действительно почувствую себя куда живее, чем среди «нормальных» людей. Возможно, дело тут в элементарном принципе – «все познается в сравнении». Но уже с самого начала мне думалось: не так все просто.

Довольно долго я брел по дороге, старой, неухоженной, покрытой поперечными трещинами, словно гигантский ленточный червь, ползущий сквозь лесные заросли. Я даже начал сомневаться – правильно ли понял текст послания – когда уткнулся в массивные железные ворота. Надо полагать, ворота были некогда крашены масляной краской. Теперь та потеряла определенный цвет, вздулась, обнажила многочисленные ржавые язвочки. Кривые створы несколько украшали граффити сомнительного содержания.

В одну и другую стороны от ворот уходил забор из граненых бетонных плит. Основание ограды тонуло в неряшливых зарослях кустарника, так что пути ни вправо, ни влево не наблюдалось. Я задрал голову и невольно хмыкнул:

– Ну, надо же!

Над воротами дугой изгибалась железная табличка с выцветшей надписью:

Пионерский лагерь

БУРЕВЕСТНИК

Еще выше была приварена фигурка альбатроса с облезлыми и погнутыми крыльями.

Надо полагать, это и есть Обитель.

А чего я ожидал увидеть? Средневековый замок? Линию Мажино с противотанковыми крестами, окопами и минными полями вокруг? Бункер под бетонным колпаком?

Клан и здесь следовал собственной логике. Заброшенный пионерский лагерь продолжает оставаться лагерем в первоначальном смысле слова – укреплением, укрытием. И при том никому особо не мозолит глаза.

Я рассмеялся. Наверное, нервы.

Однако нужно как-то попасть вовнутрь. Калитки, которой полагается быть рядом с воротами, нет, будки сторожа – тоже… Попробовал толкнуть ворота – те скрипели, обманчиво подавались, но и не думали открываться.

– Эй, кто-нибудь! – крикнул я. – Откройте, свои!

В ответ раздраженно каркнула ворона.

– Да как же вы вовнутрь попадаете, ешкин кот?! – пробормотал я, упершись потным лбом в корявое железо. – Через забор лазите? Тоже мне – пригласили в гости!

Перед глазами издевательски маячило выведенное краской из баллончика неприличное слово.

Видимо, ничего не оставалось, как, действительно, заняться скалолазанием. С тоской я разглядывал ржавые колтуны колючей проволоки поверх плит. Попробовать одолеть ворота?..

– Здравствуйте, – донесся до меня тоненький голосок.

Обернулся – безо всякого энтузиазма.

Рядом стояла худенькая девочка лет семи в каком-то убогом платьице, с бантиком на голове, болезненным лицом и синяками под глазами. Я испытал смешанное чувство жалости и дурацкой иронии: захотелось поинтересоваться, как держится у нее на голове этот дурацкий бантик?

– Как прибили, так и держится, – сказала девочка, пронзительно глядя на меня.

– Ч-чего? – поразился я.

– Ну, вы же на мой бант смотрите, – сказала девочка серьезно. – Все спрашивают, как он держится. Правда, глупо?

– Да… – я не нашелся, что сказать.

– Вы – Близнец?

– Д-да…

– Пойдемте, я вас провожу…

Девочка так ловко и быстро завладела инициативой, что я не успел сориентироваться. В себя пришел только, когда мы шли по узенькой тропинке, которую я не заметил сразу. Метрах в тридцати справа от ворот в заборе оказалась массивная железная дверь. Девочка тихонько постучалась – и дверь бесшумно открылась наружу.

– Проходите, пожалуйста, – вежливо сказала девочка.

Я вошел. Дверь за мной закрыл какой-то плотный конопатый мальчишка – возрастом постарше. Посмотрел на меня равнодушно и даже здороваться не стал. Просто закрыл дверь на хорошо смазанных петлях. Лязгнул засов, мальчишка уселся на перевернутый деревянный ящик – тут же у стены. Зевнул и воткнул в уши маленькие присоски наушников.

Наверное, кроме меня, сегодня посетителей не ждали.

Продолжил путь вслед за девочкой, стараясь ничему не удивляться. Однако не вышло.

Мы прошли между приземистыми побеленными бараками и оказались на обширной спортивной площадке – с футбольными воротами, баскетбольными корзинами, множеством давно забытых мною снарядов…

Площадка была полна детьми!

Дети носились за мячами, просто друг за другом, гроздьями висели на железных турниках, сидели в сторонке на длинных лавках и просто на траве, качались на качелях…

Как я сразу не услышал всего этого гама?!

Я встал, как вкопанный. Оглянувшись, остановилась и моя проводница.

– А что здесь у вас такое? – опешив, спросил я, делая какой-то нелепый жест.

– Как что? – удивилась девочка. – Пионерский лагерь «Буревестник». Вы разве не видели, что на воротах написано?

Я вспомнил, что было написано на воротах, и с сомнением посмотрел на девочку.

– Пионерский?

– Ну, почти, – пожала хрупкими плечиками девочка. – Красные галстуки носить не обязательно. Но многие носят…

Тут я заметил, что на многих ребятах действительно красные галстуки. Как в моем далеком пионерском детстве…

Я ничего не понимал. А как же Обитель? Где прячется святая-святых Клана? Что здесь, вообще, происходит?

– Да пойдемте же! – недовольным голосом потребовала девочка. – Пал Ильич ждет…

– Кто это? – машинально спросил я?

– Наш главный физкультурник, физрук, – в голосе девочки появилась почтительность. – А, вот он! Пал Ильич! Пал Ильич! Привела!

Девочка бросилась навстречу долговязому пожилому мужчине, вполне, впрочем, крепкому на вид. Был он одет в давно не модный спортивный костюм с «адидасовскими» полосками, на ногах имел кеды, а на голове – смешную шапочку с помпоном. Чем-то он напоминал туриста советских времен, как их любят пародировать в наше время. Лицо загорелое, морщинистое и сухое. И взгляд какой-то особенный – пронзительный, жадный, как будто ждущий чего-то, что вот-вот должно произойти.

– Ну, спасибо, Катюш, беги к своим, – ласково сказал Пал Ильич, потрепал девочку за тощее плечо и слегка подтолкнул. Та засеменила прочь, временами крутясь вокруг себя и оглядываясь в нашу сторону.

Я стоял молча и ждал продолжения.

Пал Ильич, не спеша, приблизился, обошел меня, разглядывая, словно статую в парке. В этот момент я почувствовал себя крайне неуютно. Неприятно, когда тебя осматривают, как лошадь, выставленную на продажу – но я ощутил вдруг знакомую робость.

Этот слабак был сильней меня. Значительно сильней.