Читать книгу "Анабиоз. Сын зари - Дмитрий Казаков"

Этим утром все было так же, как и предыдущим: бочка с водой, тушенка, построение, орущий бригадир.

Пригнали их к тому же самому дому, и Кирилл взял, похоже, тот лом, которым орудовал вчера. Едва успевшие поджить мозоли содрал вновь, но когда попробовал беречь руки, махать железкой не так споро, рядом немедленно возник угрюмый Ахмед со сжатыми кулаками…

Жара сегодня была еще сильнее, и работавшие с ненавистью поглядывали в пышущее зноем небо. Многие снимали майки и рубашки, наматывали на головы, чтобы защититься от злого солнца. Кирпичная пыль казалась еще более едкой и ядовитой.

— Фу, неужели так и будем до конца дней горбатиться на товарища майора? — спросил Кирилл, когда пришло время перерыва, и они устроились в теньке.

— Не боись, будем, — грустно сказал Саша. — Даже когда он весь город под себя подгребет, ну, то, что от него осталось, работники по-прежнему будут нужны, ну, не работники, — он оглянулся и понизил голос, — рабы.

— Не может быть, — возразил подсевший к ним щуплый мужичок по имени Илья. — Должна же быть какая-то власть, что призовет Дериева к порядку, мэр там, или президент с премьером.

— Вы в это верите? — спросил Аркадий Петрович.

— Ну, хм… — Илья почесал щеку, сморщил неширокий лоб. — Черт его знает. По мне, что раньше все на нас ездили, что и сейчас ездят. А хуже всего — курева не осталось. Так хочется сигареткой затянуться!

Донесся треск очереди, и все трое глянули туда, где один из охранников, встав на колено, палил из автомата.

— Собаки? — спросил Илья, вглядываясь в мелькающие среди зелени силуэты зверей.

— Нет, волки, — покачал головой Саша. — Но тоже жрать хотят.

— Нет хуже хищника, чем тот, что воспитан между людьми, — сказал Кирилл задумчиво.

— Вы это к чему? — настороженно спросил Аркадий Петрович.

— Да так просто, подумалось… Собак мы кормили-кормили, выводили-выводили, а теперь они на нас охотятся. И где благодарность? Хотя благодарность бывает только на небесах, а не здесь, на земле.

Кирилл и сам не понял, чего его понесло, но увидел изумление на лицах товарищей и осадил себя. На его счастье, подал голос бригадир. Пришлось браться за лопаты, ломы и рукояти тачек.

Работать в этот день закончили вроде бы пораньше, чем вчера — солнце, по крайней мере, висело куда выше.

— Чего это вдруг? — поинтересовался Кирилл, когда их выстроили колонной и повели в сторону площади Советской.

— Увидите, — отозвался Аркадий Петрович.

Там, где обычно поворачивали к «казарме», направились в другую сторону, к районной администрации. Стало ясно, что голову безумного «пророка» с флагштока сняли, на крыльце стоит майор в окружении свиты, а на очищенном от зарослей участке перед ним выстроены другие бригады.

Тут было, по прикидкам Кирилла, около тысячи человек: мужчины и женщины, и даже дети.

— Неужели это все, кто выжил в окрестностях? — прошептал он, думая, сколько человек раньше обитало в той части Советского района, что нынче находится под контролем Дериева.

— Ох ты, ёлки-палки, бабы, честное слово! — проговорил Саша, жадно таращась в ту сторону, где стояли женщины. — Я бы сейчас палку-то любой бы кинул, а уж у них как зудит, так и представить это невозможно!

— Отставить разговоры, — оглянулся Саленко. — Кто заболтается, получит в морду!

Несмотря на малый рост и хилое вроде бы сложение, он пускал кулаки в ход охотно и умело. От его ударов падали куда более крупные мужики, и вовсе не потому, что не желали устоять на ногах.

Их бригада оказалась крайней слева, а в соседней Кирилл обнаружил «гаражного сидельца» Толяна — такого же небритого и грязного, но трезвого. Тот, увидев знакомого, радостно заухмылялся и подмигнул, но рта не открыл: видимо и им запретили разговаривать.

— Слушайте меня! — воскликнул Дериев, подняв руку.

Наступила тишина, охранники, стоявшие со всех сторон, злобно впились взглядами в толпу, выискивая того, кто осмелится нарушить приказ — откроет рот или иным образом помешает речи майора.

— Мы вместе работаем на благо коммуны, на возрождение цивилизации, — продолжил Дериев. — Наша задача — восстановить нормальную жизнь в родном городе. Для этого нужны порядок и дисциплина.

Его выступление Кирилл мог пересказать, еще не выслушав — он сам писал нечто подобное, когда окончил университет и подрабатывал спичрайтером сразу у двух охотников до депутатского кресла. Избитые фразы, общие места, банальности, пересыпанные бесконечными «вот так-то», и всё только для того, чтобы оболванить тех, кто вынужден слушать.

Интересно было лишь то, что говорить Дериев не умел, хотя пыжился изо всех сил.

Он сотрясал воздух фразами, рубил его ладонью, свирепо нагибал голову и напоминал барана, увидевшего новые ворота.

— Так что терпите и работайте, — сказал майор в завершение. — А теперь — разойтись.

Новый взмах руки — и бригадиры повели подопечных в стороны.

— И к чему это было? — задумчиво протянул Аркадий Петрович, когда стало ясно, что запрет на разговоры перестал действовать. — Неужели он верит, что от его речей кому-то будет легче?

— Любая власть нуждается в манифестациях, в том, чтобы порождать веру в себя, — сказал Кирилл. — Одного насилия мало. Чтобы удержать народ в подчинении, нужны еще слова и пусть небольшой, нечасто пускаемый в ход, но все же — сладкий пряник.

— А к бабам так и не пустили, — грустно вздохнул Саша.

На ужин к еде им выдали по бутылке водки на двоих — вроде бы немного, но захмелевших после такой дозы оказалось достаточно. Кое-кто принялся петь, начались разговоры из разряда «Ты меня уважаешь?» и, наконец, охране пришлось вмешаться, чтобы предотвратить драку.

Кирилл лишь отхлебнул спиртного, остатки отдал товарищам по десятку и оказался одним из немногих, кто следующим утром встал без похмелья. Но это его вовсе не обрадовало, как и то, что на этот раз не увидел никаких кошмаров — вновь заснул мгновенно и не смог понаблюдать за охранниками. А ведь собирался.

— Что они нам дали такое? — Саша морщился и ощупывал перекошенную физиономию. — Раньше я бутылку в одно жало — и ничего. А тут какие-то жалкие граммов триста, и башка раскалывается.

— А меня, кажется, сейчас вырвет, — слабым голосом сообщил Аркадий Петрович.

Кирилл подумал, что водка, неведомо сколько лет проведшая в бутылках, хоть не испортилась и не потеряла крепость, могла стать ядовитой, но говорить ничего не стал. От слов никому лучше не станет, а самому умному могут и в бубен настучать — эту истину он постиг еще в детском доме.

Завтрак одолели считанные единицы, но тушенку все остальные попрятали — похмелье является и исчезает, а есть хочется каждый день.

Работали довольно вяло, но бригадир почти не орал и не раздавал зуботычин. То ли понимал, что подгонять людей, находящихся в таком состоянии, бесполезно, то ли сам вчера перебрал и был не в форме.