Читать книгу "Фамильный оберег. Камень любви - Ирина Мельникова"

Никто особо не перечил, хорошо понимая: с начальством лучше не спорить! Начальник всегда прав — проверено на личном опыте поколениями подчиненных.

Из небытия вдруг вырос вопрос завтрашнего дежурства. В рядах молодежи тут же возникло смятение: мало кто горел желанием оставаться в лагере. Переходящий будильник черной меткой лег в ладонь Людмилы.

— Почему опять я? — она обиженно надула губы. — Я два дня назад дежурила. Мне на раскоп надо!

Но на раскоп требовалось идти всем, и в бедственное положение Людмилы вникать никто не собирался, несмотря на ее горестные вздохи.

— Шумно у нас, конечно! — Анатолий, улыбаясь, склонился к Татьяне. — Археологи — народ увлеченный, заводной, со своими шутками-прибаутками, былями и небылицами, землекопы — в основном старшеклассники и студенты. За ними как раз глаз да глаз нужен! Словом, скучать не приходится! Порой так тебя разыграют, так подловят! Глянь, вон та шайка-лейка, вместо того чтобы отдыхать после обеда, бродила на днях по степи и наткнулась на частично разрушенную каменную писаницу[6], а под ней нашли две плиты с древними личинами. Никем еще не описанные. Вот, спорят, к какой культуре относятся.

Он махнул рукой в сторону дальнего конца стола, за которым что-то шумно обсуждали его подопечные. Три парня и две девушки, не забывая работать ложками, склонили головы над листами бумаги: то ли рисунками, то ли большими черно-белыми фотографиями.

— Скорее всего, петроглифы[7]— тагарские[8], а личины — окуневские[9].

И улыбнулся.

— Хочешь познакомиться с творчеством древних художников? По сути, твои коллеги.

— Конечно, хочу, — Татьяна улыбнулась в ответ. — А не помешаем юным исследователям?

— Этим юным исследователям палец в рот не клади, — добродушно усмехнулся Анатолий. — В споре порвут даже научного руководителя. А не порвут, так хоть покусают.

— То-то, смотрю, ты весь покусанный! — рассмеялась Татьяна.

— А у меня шкура динозавра, не прокусишь, не пробьешь! — Анатолий подхватил ее под локоть. — Пошли уже! Покажу тебе эстампажи наскальных рисунков на микалентной бумаге.

— Микалентная бумага? — переспросила Татьяна. — Я знаю, ее применяют в реставрации. А техника эстампа известна любому художнику.

— И в реставрации, и в авиамоделировании. В археологии ею пользуются для упаковки особо ценных экспонатов. А наш замечательный художник Владимир Капелько — друзья называли его Капелей — придумал, как с ее помощью копировать петроглифы.

— Владимир Капелько? — Татьяна остановилась на мгновение. — Я помню его работы. Но я не знала, что он из Хакасии. Очень талантливый и самобытный мастер.

— А еще поэт, большой выдумщик и оригинал, — Анатолий улыбнулся. — Чудак с открытой душой. Капеля был настоящим фанатиком древней истории Хакасии. Тридцать лет собирал древние петроглифы со скал по берегам Енисея, Маны, Абакана, Лены, в степях Хакасии, Тувы. Он первым применил для копирования наскальных рисунков микалентную бумагу. После того как ее намочишь в воде, она не ссыхается и не крошится, а сохраняет свой первоначальный облик. Лист прикрепляется поверх петроглифа к скале и смачивается водой, чтобы она вдавилась во все углубления. Бумага заполняет собой все трещинки и мельчайшие выемки в скале. После высыхания ее натирают черной краской. Получается четкий оттиск фактуры камня — до последнего бугорка или углубления. Эстампажи на микалентной бумаге, по сути, последнее слово в мировой практике копирования наскальных изображений. Помню, с каким восторгом учились мы у Капели делать первые копии. А вот моим студентам это уже не в новинку. Привычно и обыденно.

Они подошли к ребятам. Те разом подняли головы.

— Не отвлекайтесь, — сказал Анатолий. — Мы вам не помешаем.

И повернулся к Татьяне:

— Рисунки выбивались на скальном фризе точечными ударами, а потом заполнялись охрой, смешанной с животным жиром. Им, по крайней мере, пять тысячелетий, а сохранились — как ни в чем не бывало. Краска защищала от воздействия стихий. В коллекции Капели более семисот эстампажей, двести пятьдесят листов сделаны с памятников, безвозвратно утраченных в результате их затопления Красноярским и Саяно-Шушенским водохранилищами. Более двухсот листов содержат изображения, которые никогда не публиковались. Научную и историко-культурную ценность коллекции трудно переоценить. Эксперты оценили ее в более чем тринадцать миллиардов американских долларов.

— Ничего себе!

Студенты разом подняли головы. Глаза их заблестели.

Анатолий улыбнулся.

— Ох и падкие ж вы на доллары! Сколько раз я вам говорил, что хакасские петроглифы не только уникальны, они бесценны для нашей истории и культуры!

— Кто спорит? — отозвался один из студентов. — Но суммы и впрямь астрономические. Я тут прикинул: это ж двадцать бюджетов нашей Хакасии!

— Выходит, — встрепенулась одна из девушек, — республика смогла бы безбедно прожить два десятка лет только на эстампажах Капелько?

— Нет, вы посмотрите на них! — Анатолий покачал головой. — Не стыдно вам? Вот молодежь пошла, только о деньгах и думает!

Студенты переглянулись.

— О деньгах можно не думать, но что поделать, если все проблемы от их отсутствия.

Анатолий смерил их долгим взглядом, вздохнул, затем осторожно приподнял лист бумаги за края и обратился уже к Татьяне.

— Смотри, как выразительно! До сих пор ученые пытаются понять: зачем на стены пещер, скалы наносились рисунки, с какими обрядами и мифами они связаны.

— Древнему человеку, наверно, тоже хотелось выплеснуть свои эмоции, после удачной охоты или победной битвы? — Татьяна осторожно коснулась оттиска. — Как любому художнику…

— Не совсем так, — покачал головой Анатолий, — в древние времена этим занимались не абы кто и не абы как, а только избранные — жрецы или шаманы. И рисунки наносили в местах святилищ, там, где проводились обряды. И, конечно же, не то, к чему просто душа тянется, а строго определенные, несущие сакральный смысл изображения. Эти рисунки — своего рода «иконы», изображения священных животных, небесных светил.