Читать книгу "Эта властная сила - Джудит Френч"

Мрачно. Кэтлин задумчиво оглядывалась по сторонам. Мрачно, словно в пещере летучих мышей. И почти так же чисто. Она учуяла что-то съедобное и подошла к печи. На огне варилась похлебка. В животе у Кэтлин заурчало.

– Миссис жена есть, – приказала Мэри. Она достала из стенного шкафа две помятые жестяные тарелки. Незажженная трубка торчала у нее во рту.

– Нам нужно умыться, – сказала Кэтлин, – у Дерри руки похожи черт знает на...

– Там. – Женщина указала на каменную раковину в углу.

– Спасибо. – Кэтлин повела девочку к раковине. Она была удивлена, увидев, что из трубы, которая торчала в стене над раковиной, льется струйка воды. – Как мило, – заметила она, ополаскивая лицо Дерри. – А откуда поступает вода?

– Родник.

– И вода бежит все время? – Кэтлин вымыла руки ребенка и огляделась в поисках полотенца. Но, поскольку сухого полотенца в поле зрения не было, Кэтлин развернула Дерри и подтолкнула ее к столу.

– Хороший родник. – Мэри бросила на грубый исцарапанный стол две тарелки. Она достала изо рта трубку, только чтобы обронить небрежно: – Похлебка горячая. Ешь.

– А как же Джастис? Шейн сказал, чтобы мальчик поел, прежде чем...

– Ешь, – снова приказала Мэри. – Мэри позаботится о мальчике.

Дерри взяла в кулачок ложку и погрузила ее в наваристую похлебку, которая походила немного на ирландское рагу.

– Сначала нужно помолиться, – напомнила ей Кэтлин. Она быстро поблагодарила Господа за хлеб насущный и кивнула девочке. Дерри принялась уплетать за обе щеки.

– Хорошо, – произнесла Мэри и бросила перед каждой тарелкой по плоской лепешке, – хлеб, ешь.

Кэтлин вознесла еще одну молчаливую молитву, чтобы еда, которую перед ней поставили, оказалась съедобной. Каково же было ее удивление, когда она обнаружила, что вкус у похлебки просто изумительный! Вот только хлеб был суховат и пресен.

Мэри смотрела на них с минуту, затем извлекла из котла приличный кусок вареной говядины, положила его на блюдо, бросила рядом пару лепешек и вышла из дому через заднюю дверь.

Кэтлин в смятении осматривала странное помещение. Запыленные травы и сушеное мясо свисали с потолочных балок. Щели между половыми досками были забиты пылью и грязью. Из всей кухонной утвари Кэтлин разглядела только огромный котел, в котором варилась похлебка, большущую чугунную сковороду да почерневшую кофеварку.

– Куда мы попали, крошка? – пробормотала она, рассеянно отправляя в рот очередную ложку похлебки.

Дерри наивно улыбнулась ей. – Мама.

– Тетя Кейти, – поправила ее Кэтлин.

Но Дерри упрямо сдвинула бровки и повторила:

– Мама.

Кэтлин вздохнула обреченно.

– Мама так мама, – согласилась она, – должен хоть кто-то в этом доме быть счастлив.

В конюшне Шейн затянул подпругу на своем седле и вставил ногу в кожаное стремя. Он легко вскочил на своего любимчика, длинноногого чалого мерина. Устроившись в седле, он заметил какое-то движение в углу.

– Джастис, это ты?

– Oui.

Шейн уже давно подметил, что когда мальчишка волновался, он переходил на французский, которому его научила мать.

– Ты распряг повозку, как я тебе велел?

Джастис кивнул.

Последние лучи заходящего солнца залили конюшню светом через открытую дверь. Шейн заметил, что глаза у Джастиса красные. Он никогда не плакал. Не проронил и слезинки даже тогда, когда они опускали тело его матери в землю.

– Что случилось, сынок?

Парнишка закусил нижнюю губу. Шейн спешился, подошел к ребенку и опустил руку в кожаной перчатке на его худое плечо. Тот дернул плечом, но все же не так негодующе, как это случалось в первое время, когда он только пришел в Килронан.

– Я не хочу, чтобы она жила здесь. – Джастис в сердцах пнул стог сена.

– Кейти хорошая женщина. Ты ее полюбишь.

– Я ей не нравлюсь.

Джастис посмотрел в глаза Шейну и прочел там неуверенность и страх.

– Ты ведь этого не знаешь наверняка. Мужчине не годится спешить с выводами.

Темные глаза мальчика, так похожие на глаза его матери, увлажнились и блестели в темноте.

– Я ее ненавижу. Ее и эту надоедливую, вечно воющую девчонку. – Он снова со злостью пнул сено. – Мы и без них нормально жили.

Шейн хотел прижать парня к себе и похлопать по спине, чтобы приободрить и успокоить. Но он знал, что нет смысла даже пытаться. Джастис, подобно дикому койоту, никого не подпускал к себе слишком близко.

– Я знаю, что тебе непросто, – сказал он мальчику, – но и для меня, и для Кейти это тоже трудно. Перемены всегда сложны. Но я попросил Кейти приехать, потому что считал, что так будет лучше всем нам.

– До сих пор так считаешь?

Шейн прочистил горло. Джастис был ребенком, но он всегда обращался с ним как со взрослым. Он никогда не врал ему и никогда не делал горькое известие слаще. Не хотел делать этого и сейчас.

– Пока не знаю, – честно ответил он, – еще слишком рано судить.

– Надо было оставить ее у соленой воды. Вместе с ее тряпками и бестолковой болтовней. Ей не место в Килронане. От нее одни неприятности.

– Если она не приживется, мы узнаем это в ближайшее время. А до той поры доверься мне, я буду делать то, что считаю нужным. – Он поднял подбородок Джастиса. – И веди себя достойно, слышишь? Относись к ней с уважением, если не ради нее, так ради меня.

Джастис вздохнул и понурился.

– Если ей так нужно было обзаводиться ребенком, то почему не парнем? От девчонок никакого толку.

Шейн позволил себе улыбнуться.

– Подрастешь и вряд ли будешь так говорить. – Затем голос его стал жестче: – Я надеюсь на тебя, Джастис. Будь мужчиной. А мужчина всегда защищает женщин, нравятся они ему или нет.

– Как тогда, с Сериз?

У Джастиса был просто талант задавать вопросы, которые пронизывали до печенки. Шейн поборол в себе желание вытрясти из мальчонки душу. Он лишь выругался себе в бороду да сжал до боли кулак.

Его отец в такой ситуации залепил бы затрещину или пнул под мягкое место, но вот только с Джастисом это сработает не больше чем когда он был маленьким. Поэтому Шейн избегал таких воспитательных методов. Он никогда не бил его. Джастис и так достаточно настрадался в своей короткой жизни.

– Я подвел ее, Джастис. Я не смог защитить ее, когда она во мне нуждалась больше всего, – признал он очевидное. – Но клянусь тебе, я ни при чем, я даже не знаю, кто ударил ее ножом.

Джастис смотрел ему прямо в глаза. Лицо мальчика не выражало ни единой эмоции. Лишь рот был крепко сжат.