Читать книгу "Золотой Демон - Александр Бушков"

И сразу ощущалось на вес, что мешочек стал гораздо более легким.

Справившись с застежкой, он запустил туда руку, извлек небольшую пачечку сложенных пополам казначейских билетов. Еще не глядя, пальцами ощутил, что кроме ассигнаций ничего больше там нет, что два десятка золотых монет непонятным образом улетучились. Так до конца не веря в этакие фантасмагории, перевернул мешочек, встряхнул — и оттуда, разумеется, ничего не выпало, так что пришлось поверить окончательно.

Зачем-то принялся старательно пересчитывать деньги. Мелькали портреты Дмитрия Донского, царей Михаила Федоровича и Алексея Михайловича… пятидесятирублевки с изображением Петра Великого… сотенные с Екатериной II…

Вот на бумагу неведомый вор и не думал покушаться. Ровно две тысячи рублей, собранных его и Лизой родными на первое обустройство в стольном граде Санкт-Петербурге. Только золото бесследно пропало.

— Аркаша, да что с тобой?

Сидя на корточках в неудобной позе, все еще сжимая в руке сосчитанные ассигнации, Савельев смотрел на жену, не в силах хоть что-то сказать. Она как раз, поеживаясь и гримасничая, откинула полость, потянулась за шубкой — и поручик прекрасно рассмотрел, что на ее тоненьком безымянном пальчике правой руки нет тоненького золотого ободочка, обручального кольца — что же, и она сронила кольцо во сне? Две с лишним недели такого не происходило, а тут вдруг оба, одновременно? Ну, предположим, от скудноватого питания пальцы чуточку похудели, вот и слетели кольца…

Но на левой-то руке как ни в чем не бывало красовался его не столь уж и царский подарок, золотой дамский перстенек с бирюзой — и золотая цепочка с бирюзовым кулоном висела на шее, и серьги в ушах остались… Не глядя, он сунул мешочек назад, кое-как стянул шнуровку, накрыл горловину парусиновым клапаном. Шагнул к дверце.

— Аркаша, да что творится?

— Я тебе потом расскажу, — торопливо бросил он, распахивая дверцу. — Нам тут нужно…

И с превеликим облегчением захлопнул дверцу за собой — не в состоянии был что-то объяснять… да и что тут объяснишь?!

У возка нетерпеливо притопывал Самолетов.

— Нуте-с? — жадно спросил он.

— Два десятка золотых, как корова языком слизнула, — тихо ответил поручик, чувствуя, что помаленьку сатанеет от непонимания происходящего. — Ассигнации в целости… (он вспомнил, что деньги и в самом деле выглядели целехонькими, неведомая сила, издырявившая кошель, им не причинила ни малейшего вреда — еще одна добавляющая недоумения деталь). А вот сережки золотые целы, и кулон, и перстень… Зато наших обручальных колец не видно… Может, ночью слетели с пальцев… Поискать надо…

— Сомневаюсь, что найдутся, — хмыкнул Самолетов.

— Полагаете?

— Есть такое подозрение, — ответил Самолетов загадочно. — Пойдемте-ка, Аркадий Петрович, я вам еще одно диво дивное покажу…

Не дожидаясь согласия, отвернулся и размашистыми шагами направился к своему возку, обойдя ряд кибиток с другой стороны, определенно чтобы не проходить мимо сгрудившихся на том же месте сокомпанейцев по путешествию, — там, правда, уже стояла тишина, должно быть, Панкрашин выдохся совершенно…

Поручик следовал за ним, старательно принуждая себя не думать о произошедшем, — потому что произошедшее в голову не укладывалось и хотелось проснуться, но он и так бодрствовал…

Распахнув дверцу, Самолетов нырнул туда головой вперед, скрывшись до пояса, по-рачьи попятился, держа в руках небольшую резную шкатулку. Поднял крышку:

— Полюбопытствуйте… Мне, знаете ли, в Петербурге предстоит с разными людьми встречаться, вот и решил прихватить все свои, пышно выражаясь, регалии. Иногда для скромного купчишки крайне полезно бывает нужное впечатление произвести, орденами сверкнуть — дескать, и мы не какие-то там, кое-чего добились… Гляньте.

Поручик присмотрелся. Справа на темно-синем бархате лежал персидский орден Льва и Солнца: пятиконечная звезда верхним лучом вниз, державшаяся на диковинной подвеске, а та, в свою очередь — на треугольной зеленой ленте. В середине, несомненно, французский Почетный легион: пятиконечный крест белой эмали, обрамленный зеленым венком, и подвеска в виде такого же венка — вот только в середине креста, где полагалось находиться золотому медальону, на коем в виде символа Франции изображена женская головка с древнегреческой прической, красовалась дыра, сквозь которую виднелся синий бархат. А слева лежало что-то абсолютно непонятное: красные пластиночки в форме своеобразной трапеции, казавшиеся хрупкими, как крылья бабочки, белый эмалевый кружок с фигуркой, чья голова увенчана нимбом…

И тут он окончательно понял. Воскликнул:

— Позвольте, ведь это! Это орден…

— Вот именно, — сказал Самолетов. — Точнее говоря, все, что осталось от ордена Святыя Анны третьей степени после полного исчезновения золота, до малейшей порошиночки… Понимаете теперь сие зрелище? Персы, басурмане этакие, серебришком обходятся, вот оно и сохранилось в сущей неприкосновенности. Французы, вопреки иному мнению, народец ничуть не легкомысленный, скупердяи изрядные. Влепили золотого всего лишь кругляшок посередине да легкую позолоту… каковая, сами видите, опять-таки пропала начисто с кругляшком вместе. А вот Анна Святая, упокой, Господи, ее чистую душеньку, пострадала непоправимо. Я ведь орден самолично у петербургского ювелира заказывал. Люблю в обиходе золотишком пользоваться, грешен… И, поразмыслив, выбрал не отечественную золотую пробу, а австро-венгерскую, девятисотую — ну, чуть ли не в два раза благороднее такое золотишко… Оно и улетучилось… Напрочь.

— Дорогонько, должно быть, встала вся эта благодать? — со значением спросил поручик, иронически усмехаясь.

Тут же пожалел о сказанном, ну да слово — не воробей…

Глядя на него пытливо, без малейшего раздражения, Самолетов захлопнул шкатулку, усмехнулся:

— Как вам и сказать… Пожалуй что для такого, кто живет исключительно на офицерское жалованье, оно может показаться и головокружительной финансовой суммой. А на купеческий взгляд — не столь уж и обременительно, ибо моральная, если можно так выразиться, выгода любые траты окупает. Знаете, что самое во всей этой истории забавное? Персюк обошелся вовсе уж дешево — басурмане в торговле толк знают, но вот орденишками торговать начали совсем недавно, не вошли еще во вкус и сноровки не приобрели… Анна, конечно же, встала в копеечку. Но вот французик обошелся едва ли не вдвое против нее. Да уж, вот именно… Либералы наши прекраснодушные свято полагают — мне доводилось беседовать, — что благородная Европа, в противоположность Российской империи, честна и непорочна, аки слезинка младенца. Наивные… Немецкий чиновник, верно, на благодарность соглашается крайне редко, сие у них не в обычае, как и у австро-венгерцев, — правда, в означенных державах взяток хоть и не берут почти, казнокрадствовать порой не стесняются. А вот французы… С большим знанием дела заверяю: против ихнего чиновничка наш родной резкий на руку чиновник порою выглядит то ли младенцем, то ли и вовсе сущим ангелом Господним… Я во всех трех означенных державах пообтерся, так что мнение взял не с потолка… Ну что же… Вы, конечно, меня вправе осуждать, как потомственный дворянин и военный, у вас там все совершенно иначе обставлено, кресты на груди порхают исключительно за благородное геройство на поле брани. Хотя… Ходят такие россказни, что и у вашего брата порою регалии получают не за одну лишь отвагу бранную. Вон, посмотрите на Позина: на своем веку чуть ли не все кампании державы нашей прошел — а на груди одни медальки звякают, крестами обойден… Одним словом, мы люди, чего уж там, не благородные, у нас свои привычки…