Читать книгу "Чернее черного - Хилари Мантел"

Колетт посмотрела в зал. Администратор, похоже, глядит в оба, а рассеянный парень, который в первой половине бесцельно шатался по проходу, теперь наконец обратил свой взор на зрителей, а не на потолок или собственные ноги. Пора выкурить сигаретку за кулисами? Именно курение помогало ей не толстеть: курение, беготня и тревоги. Ее каблучки простучали по ламинату сумрачного узкого коридора.

Дверь гримерки оказалась закрыта. Колетт медлила. Она всегда боялась, что увидит Морриса. Эл утверждала, что можно научиться видеть духов. Надо посматривать искоса, мельком, не поворачивая головы, — развивать, как говорила Эл, периферическое зрение.

Колетт смотрела прямо перед собой, иногда от напряжения у нее начинали болеть глаза. Она толкнула дверь носком туфли и отступила. Наружу ничего не устремилось. На пороге она потянула носом воздух. Иногда ей казалось, что она чувствует его запах — от него вечно воняет, жаловалась Эл. Колетт медленно поворачивала голову из стороны в сторону, осматривая углы. Аромат Эл сладко витал в воздухе, сквозь него пробивалась нотка ржавчины, сырости и канализации. Ничего не видно. Она глянула в зеркало и машинально подняла руку, чтобы пригладить волосы.

Она насладилась сигареткой в коридоре, негнущейся ладонью разгоняя дым, чтобы пожарная сигнализация не сработала. И вернулась в зал как раз вовремя, чтобы лицезреть драматическую кульминацию — для Колетт она наступала, когда клиент начинал буянить.

Эл нашла в потустороннем мире отца одной дамы.

— Ваш папочка присматривает за вами, — проворковала она.

Женщина вскочила. Маленькая агрессивная блондинка в безрукавке цвета хаки, замерзшие синюшные бицепсы накачаны в тренажерном зале.

— Скажите старому козлу, чтобы валил куда подальше, — велела она. — Чтоб ему пусто было. Самый лучший день в моей жизни — это когда сраный ублюдок откинул копыта. — Она бросила микрофон. — Я пришла ради своего парня, который помер в аварии на проклятой М25.

— Когда кто-то уходит, всегда много злости. Это естественно, — попыталась Эл.

— Естественно? — переспросила девушка. — В этом подонке не было ничего естественного. Если я еще раз услышу о своем ублюдке отце, я подожду вас снаружи и хорошенько отделаю.

Зал онемел от удивления. Администратор пробивался к девице, но всем было очевидно, что он не питает иллюзий на свой счет. Эл казалась совершенно спокойной. Она начала трещать, говоря много и ни о чем, — вот сейчас бы Маргарет Роуз со своей песенкой отлично вписалась. Женщину успокоили двое друзей, они отослали рассеянного парня с микрофоном, промокнули щеки блондинки мятым бумажным платком и уговорили сесть на место, где она продолжила бормотать, кипя от злости.

Теперь внимание Элисон остановилось на немолодой женщине в другом конце зала, она пришла с мужем-здоровяком, которому было явно не по себе.

— Да, эта леди. У вас ребенок в загробном мире.

Женщина вежливо ответила, что нет, никаких детей.

Она произнесла это будто в тысячный раз, будто стояла у турникета, продавая билеты и отказываясь сделать скидку.

— Я вижу, что у вас нет детей на земле, но я говорю о маленьком мальчике, которого вы потеряли. Что, я сказала «маленьком мальчике»? Конечно, сейчас он мужчина. Он говорит, что надо вернуться, вернуться на много лет назад, на тридцать или даже больше. Вам было тяжело, я знаю, потому что вы были очень молоды, дорогая, и вы плакали и плакали, верно? Да, конечно, вы плакали.

В подобных ситуациях Эл держала нервы в узде; у нее был большой опыт. Даже люди на другом конце зала, вытянувшие шеи от любопытства, поняли: что-то происходит, и затихли. Секунды тянулись медленно. Наконец губы женщины шевельнулись.

— В микрофон, дорогая. Говорите в микрофон. Говорите громко и отчетливо, не бойтесь. Здесь нет никого, кто не разделяет вашу боль.

«А как же я? — спросила себя Колетт. — Не уверена, что я разделяю».

— Это был выкидыш, — сказала женщина. — Я так, я так и не увидела. Он не был, они не… так что я не…

— Не знали, что это был маленький мальчик. Но, — мягко добавила Эл, — теперь вы знаете. — Она повернула голову, чтобы видеть весь зал. — Следует признать, что мир в те дни был не слишком милосерден. Времена изменились, и за это мы все должны быть благодарны. Я уверена, те медсестры и врачи старались изо всех сил и не собирались навредить вам, но вышло так, что вам не дали возможности оплакать собственное дитя.

Женщина сгорбилась. Слезы брызнули из ее глаз. Здоровяк подался вперед, словно чтобы поймать их. Публика замерла в напряжении.

— Я хочу, чтобы вы знали вот что. — Голос Эл был спокойным, неторопливым, лишенным нежности, которая могла бы окончательно сломить женщину; она говорила четко и ясно, с чувством собственного достоинства, точно оспаривала счет из бакалейной лавки. — Ваш маленький мальчик теперь привлекательный молодой человек. Он знает, что вы никогда не держали его на руках. Он знает, что это не ваша вина. Он знает, как болит ваше сердце. Он знает, как часто вы думали о нем. — Эл заговорила тише: — Постоянно, каждый божий день вы вспоминаете его. Он говорит это из мира духов. Он понимает, что произошло. Он раскрывает вам свои объятия, он прижимает вас к своей груди.

Другая женщина, в соседнем ряду, начала всхлипывать. Сейчас надо быть осторожной, чтобы не допустить массовую истерию. Женщины, подумала Колетт, словно сама не была одной из них. Но Элисон отлично знала, когда следует остановиться. Опыт подсказывал Колетт, что сегодня Эл в хорошей форме.

— И он не забыл вашего мужа, — сказала она женщине. — Он передает привет своему папе. — Верная нотка, мужественная, несентиментальная. — Привет, папа. — Зал вздохнул, точно на малой мессе. — А самое главное — и он хочет, чтобы вы это знали, — хотя вас никогда не было рядом, чтобы присматривать за ним, и хотя материнскую любовь, разумеется, ничто не заменит, о вашем маленьком мальчике заботились, за ним ухаживали, потому что в мире духов с ним всегда были родные. Ваша бабушка? И еще одна дама, очень близкая вашей семье, которая умерла в тот год, когда вы вышли замуж. — Она помедлила. — Потерпите немножко, я пытаюсь разобрать ее имя. Я вижу цветы. Я чувствую сладкий вкус. Разве цветы — сладкие? А, поняла. Ирис. Это имя для вас что-нибудь значит?

Женщина кивнула, и еще раз, и еще, как будто никак не могла накиваться. Муж прошептал ей:

— Ирис, ты помнишь — первая жена Эдди?

Микрофон подхватил его шепот.

— Помню, помню, — пробормотала она и схватила мужа за руку. Слышно было ее взволнованное дыхание, чуть ли не биение ее сердца.

— У нее для вас посылка, — сообщила Эл. — Нет, погодите, даже две.

— Она подарила нам два подарка на свадьбу. Электрическое одеяло и простыни.

— Ну, — сказала Эл, — если Ирис доставила вам столько теплых и приятных минут, думаю, вы вполне можете доверить ей своего ребенка. — Она обратилась к зрителям: — Как по-вашему?