Читать книгу "Убийца Гора - Джон Норман"

Люди, однако, по-разному реагируют на состав сывороток, и результаты, а также степень её воздействия на их организм различны. У некоторых эффект, вызываемый сывороткой, длится бесконечно, у некоторых снижается уже через каких-нибудь пару сотен лет, на кого-то она вообще не действует, а есть и такие, у кого она вместо стабилизации организма вызывает его быстрое необратимое разрушение. Горианцы тем не менее относятся к курсу инъекций с большой благосклонностью, и мне не приходилось встречать тех, кто пытался бы от них уклониться.

Игрок, однако, как я уже говорил, казался довольно старым. Не то чтобы он выглядел дряхлым и немощным, но чувствовалось, что его возраст дает о себе знать — по крайней мере его гладко выбритое лицо покрывала густая сеть морщин, а длинные волосы были совершенно седыми.

Но больше всего в этом человеке меня поразило не то, что он выглядел значительно старше людей, обычно встречающихся на улицах городов Гора, а то, что он был абсолютно слепым. Смотреть в его глаза было очень неприятно, поскольку в них начисто отсутствовали зрачок и радужная оболочка, а сами белки, да и вся глазная впадина казались залитыми какой-то мутной остекленевшей массой. И тут я внезапно догадался, каким образом этот человек потерял зрение. Его глаза, вероятно, много лет назад были выжжены раскаленным металлом.

На лбу, в центре, виднелось большое клеймо — начальная буква горианского слова «раб». Но я знал, что игроки не могут быть рабами, это оскорбляло бы в первую очередь тех, кто хотел бы с ними играть — то есть свободных граждан, а кроме того, саму игру. Да и как, интересно, вообще можно допустить, чтобы свободный человек мог потерпеть поражение от раба? Нет, судя по способу, которым его ослепили, и выжженной отметине на лбу, этот человек, вероятно, некогда нанес обиду или стал поперек дороги какому-нибудь рабовладельцу, очевидно занимающему заметное положение в обществе.

— Фигуры расставлены, — сказал винодел, потирая от волнения руки.

— Твои условия? — спросил игрок.

— Я хожу первым, — ответил винодел.

Это, безусловно, давало ему определенные преимущества, позволяя начать разыгрывать дебют, который мог быть ему хорошо знаком. Кроме того, делающий первый ход мог скорее развить свои фигуры и занять ими центральную часть доски, держа под контролем большую часть игровых полей. К тому же начинающий игру в некоторой степени брал в свои руки инициативу, вынуждая противника делать соответствующие ответные ходы и навязывая ему таким образом свою тактику. Поэтому зачастую при встрече профессионалов примерно равного уровня мастерства выигрыш с большей вероятностью оставался на стороне того, кто делал первый ход.

— Хорошо, — кивнул игрок.

— Кроме того, — продолжал винодел, — я оставляю за собой право сделать в ходе партии подряд три хода в любое удобное для меня время, а ты должен играть без убара и убары или первого наездника.

К этому времени вокруг играющих, помимо меня, собралось ещё четыре или пять зрителей. Здесь были строитель, два кузнеца, булочник и погонщик тарнов — плотно сбитый парень с зеленой повязкой на плече, указывающей на то, что на соревнованиях тарнсменов он болеет за зеленых. Однако спортивных полетов в этот день не было, и повязка на его руке свидетельствовала скорее о его принадлежности к персоналу, обслуживающему команду зеленых.

Никто из зрителей, казалось, не выражал неодобрения по поводу моего присутствия, но ни один из них рядом со мной не встал. Впоследствии, однако, в ходе игры в наиболее острые, волнующие моменты они нередко забывали о соблюдаемой ими дистанции. Сейчас же, когда были услышаны непомерно жесткие требования винодела, некоторые выразили неодобрение.

— Хорошо, — спокойно ответил игрок, глядя поверх доски невидящим взглядом.

— И ставка в игре, — заявил винодел, — один к восьмидесяти.

Среди зрителей поднялся возмущенный ропот.

— Один к восьмидесяти! — настойчиво повторил винодел.

— Хорошо, — согласился игрок.

— Мой ход, — сказал винодел.

— Наездник убара — к лучнику, клетка семь.

— Дебют Сентиуса, — немедленно прокомментировал один из кузнецов.

Булочник, заглянув ему через плечо, тут же передал другим собравшимся:

— Он играет Сентиуса.

Зрители сгрудились плотнее. Думаю, всех их сейчас интересовало, какими будут действия игрока в ответ на четырнадцатый ход желтых, поскольку именно тут мнения специалистов расходились: одни считали наиболее логичным выдвижение посвященного убара к книжнику, на клетку пять, другие доказывали, что наиболее предпочтительным является отход лучника убары к незащищенному наезднику убара, клетка два.

К моему удивлению, игрок предпочел увести лучника убары к наезднику на клетку два, что казалось мне скорее оборонительным, нежели наступательным ходом и предоставляло его противнику возможность проведения достаточно опасной атаки, которая при логическом развитии комбинации должна была неминуемо привести к потере им посвященного на клетке пять. Когда игрок сделал этот ход, я заметил, как двое-трое из наблюдателей неодобрительно нахмурились и, переглянувшись, отошли от играющих. Винодел продолжал стандартное развитие атаки и передвинул второго лучника к посвященному на клетке пять. Лицо игрока оставалось совершенно спокойным. Я почувствовал себя разочарованным. Становилось очевидным, что игрок преднамеренно ослабляет свои позиции, хотя некоторые специалисты — причем небезосновательно — рекомендовали придерживаться именно оборонительной тактики. Тем не менее, будучи в Ко-Ро-Ба, я лично десяток раз наблюдал, как Сентиус из Коса разыгрывает свой дебют и никогда в этом месте он не отводил лучника убары на оборонительные позиции. Когда я заметил волнение, охватившее винодела, и стоическое спокойствие на невозмутимом лице игрока, я, как и многие другие, с досадой понял, что, сколь ни высока ставка в этой игре, партия будет за виноделом. Парень, судя по всему, был вовсе не плохим игроком, наоборот, он даже обладал определенным мастерством и вполне мог бы помериться силами даже с одаренными горианцами, энтузиастами своего дела, для кого игра была второй натурой, но до уровня профессионала ему было далеко — ох как далеко!

Я продолжал наблюдать, но уже без всякого удовольствия. Следующие два-три малоэффективных хода принесли игроку дополнительное ослабление его позиций, пока ещё не окончательное, но при продолжении партии в том же духе на пятом-шестом ходу обещающее перейти в безнадежное. Тут игрок вдруг собрался с силами, что заставило винодела изрядно поволноваться, и, обхватив голову руками, устремил на доску задумчивый, напряженный взгляд.

Никто из зрителей, казалось, не придавал особого значения тому, что игрок слеп и тем не менее отлично помнит каждый ход и расположение на доске фигур. Горианцы частенько играют вслепую, однако предпочитают все же не тратить лишних усилий на показное удержание в памяти постоянно меняющихся позиций. Мне самому как-то приходилось видеть на Земле шахматных мастеров, играющих одновременно на двадцати досках вслепую. Тем не менее разворачивающаяся на моих глазах партия выглядела достаточно впечатляющей.