Читать книгу "Голем из будущего - Александр Баренберг"

Тем временем поп, тоже глотнув настойки, приступил к допросу. А как иначе это действо назвать, ведь тот, придвинув к себе кусок пергамента и чернильницу с пером, начал вести натуральный протокол, зараза! Заметно было, что он провел работу над ошибками, потому что обратился ко мне с самыми простыми словами, выговаривая их четко и медленно, почти по слогам:

— Итак, сын мой, как твое имя?

— Артур, — запираться я и не собирался.

— А я — отец Теодор, пастырь, Божьей милостью, всего этого баронства. Откуда ты прибыл к нам, Артур?

Хороший вопрос, как глубокомысленно мычал у нас на лекциях один из профессоров, если не знал ответа! И чего я ему скажу? Просто «из далекой страны» — явно не прокатит. Правду, если не хочется оказаться на костре, тоже выкладывать не стоит. Хотя… Необязательно всю правду…

— Я из Руси, — заметив непонимание в глазах священника, поспешно добавил: — Руссланд. Э… Раша, тьфу ты… — Я исчерпал все известные мне вариации этого названия, но цели не достиг.

— Я не знаю такой страны! Где это? — подозрительно вопросил монах.

— Э… далеко на востоке, — тут меня осенила новая мысль. — А город Киев вам известен?

— Киев? — Святой отец сразу расслабился, услышав знакомое название. — Да, конечно. Значит, ты оттуда?

— Да, — почти не соврал я. Ведь именно в этом городе я действительно родился.

— Так ты ортодокс? — снова насупился вдруг монах.

Вот блин! Из одной засады вывернулся, чтобы сразу же попасть в другую! Забыл, что веры разные! Как теперь выкручиваться?

— Нет, святой отец, я католик. Мой дедушка приехал туда из этих мест, поэтому я и язык немного знаю, — на ходу придумывая, с запинками ответил я.

Поверил тот или нет, но мои «показания» были тщательно зафиксированы в письменном виде. «На латыни шпарит!» — понял я, приглядевшись к письменам. Ну да, стандартизированного немецкого языка еще нет, поэтому для делопроизводства и используется латынь. Это, кстати, тоже указывает на начало тринадцатого века, потому что в его конце, если мне не изменяет память, таки перешли на использование немецкого.

— Хорошо! Теперь расскажи нам о том, как ты попал сюда!

Мысленно вздохнув, я принялся рассказывать очередную сказку…

Упорный монах мучил меня расспросами еще с час, подробно выясняя все детали моего вымышленного путешествия и столь же вымышленного бытия в стольном граде Киеве. Все услышанное он педантично заносил на пергамент. Удовлетворившись наконец версией о нападении разбойников на караван, в котором я следовал, сопровождая некоего торговца, он отложил перо и устало потянулся. Я уже мысленно перевел дух, но тут слуга Божий опять завел свою шарманку:

— А как вообще жизнь в Киевском княжестве? К нам оттуда мало известий доходит. Я слышал, у вас часто случаются братоубийственные войны?

— Случаются, — вяло промычал я, утомленный донельзя этой беседой. Можно было бы, конечно, рассказать и подробней — на Руси как раз многочисленные князья с упоением играют в интересную игру под названием «сядь в Киеве и продержись хотя бы год». В ход идут приемы из бандитского арсенала: подкуп, отравления, измены. На самый крайний случай — осада. Ничего, скоро придет известный восточный авторитет Батый и быстро прекратит всю эту мелкоуголовную возню. Правда, какой ценой…

Все это я, естественно, рассказывать не стал. Отец Теодор, заметив мое нежелание продолжать разговор, сжалился и прекратил расспросы. Вместо этого он поманил к себе «председателя» и зашептался с ним о чем-то. Могли бы и в голос разговаривать, все равно слишком быстро, чтобы я смог понять. Посовещавшись минут пять, священник опять повернулся ко мне:

— Сын мой, каковы твои планы после того, как ты, милостью Божией, выздоровеешь? Ты свободный человек и можешь продолжить свой путь.

Ага, спасибо, конечно, только куда? И на какие шиши?

— Мне некуда идти, святой отец! Я не помню ни имени моего патрона, ни цели нашего путешествия.

Отец Теодор сочувственно покивал головой, но от меня не ускользнула довольная ухмылка в уголках его губ. Видимо, на такой ответ он и рассчитывал.

— Хорошо, Артур, ты можешь остаться в деревне. Недавний мор унес многих, и нам нужны люди. Но ты же чужак, поэтому, чтобы получить надел от нашего сеньора, тебе придется жениться на местной девушке. Таков порядок!

Я аж подпрыгнул на скамье от такого известия. Только не это! Жениться в третий раз — ни за что! Даже во сне! Я стал лихорадочно соображать, как можно вежливо отказаться от столь радикального предложения. Жениться настолько не хотелось, что возбужденный мозг почти сразу выдал подходящий вариант отмазки:

— К сожалению, святой отец, я уже женат, — постарался произнести это с нотками сожаления в голосе. — Женился как раз перед путешествием.

Монах не смог скрыть своего разочарования. Видимо, очень хотелось сыграть свадьбу. Хотя, скорее всего, он просто получает какой-то процент от сеньора за создание нового хозяйства. Они с «председателем» опять бурно засовещались. Причем первый с энтузиазмом что-то доказывал, а священник морщился и качал головой. В конце концов после непродолжительной перепалки стороны пришли к консенсусу. Отец Теодор повернулся ко мне с явным намерением огласить результаты дискуссии:

— Сын мой, в таком случае ты не можешь пока получить собственный надел. Но я нашел выход! — При этих словах священника староста поморщился. Было ясно, что монах, нисколько не стесняясь, присвоил его идею.

— Мы поселим тебя в семью, оставшуюся без кормильца. Хотя надел у них отобрали, но есть много других работ в деревне, за выполнение которых они получают пропитание. Лишние рабочие руки помехой не будут. Ты согласен?

— Согласен, — пробубнил я. А что оставалось делать? Кто не работает, тот, как известно, не ест. А кушать моему новому телу очень даже хотелось.

— Вот и хорошо! — Отец Теодор обмакнул перо в чернильницу и быстро что-то застрочил. Закончив, поставил подпись и протянул пергамент «председателю». Тот, явно не владея искусством письма, просто поставил крестик в месте, указанном священником. Но я смотрел не на это. На лежавшем теперь почти рядом со мной куске пергамента рядом с размашистой подписью святого отца красовалась дата. Я сначала не въехал, что это дата — цифры, разумеется, были римскими, но зато когда въехал, то впился в нее глазами, пытаясь поскорее, пока монах не убрал лист, перевести ее в привычный формат. Пришлось поднапрячь память: так, «М» — тысяча, два «С» — двести… Я почувствовал удушье и понял, что забыл вдохнуть. Итак, все как и предполагалось — год тысяча двести второй…

На следующий день староста Йоханн отвел меня на новое место жительства. Не скажу, что я сильно обрадовался, увидев лачугу, в которой теперь предстояло влачить свое существование. Даже по сравнению с убогим, на мой избалованный лишними восемью веками прогресса взгляд жилищем «председателя» это выглядело ужасно. Нет, во время армейской службы мне приходилось проводить время и в худших условиях, но тогда я знал, что это сугубо временное явление. А тут такая жизнь может затянуться надолго, если не навсегда. Чего-то я с каждым днем все меньше верил в ненастоящесть этого мира.