Читать книгу "Небесный суд - Стивен Хант"

— Приближается твое время, мой великолепный друг! — произнес Шептун. — Скоро ты поймешь, насколько удивительна, гибка и подвижна жизнь. Стоит тебе это узнать, и ты обрадуешься тому, что я заползаю в твою голову. Да-да, ты будешь рад, обещаю тебе.

— Этого никогда не будет! — крикнул Оливер.

— Я бы не советовал тебе торопиться с подобными заявлениями, Оливер. Первые изменения уже начались. Возьмем, к примеру, вашего гостя, Гарри Стейва. Что ты о нем думаешь, мой мальчик? До известной степени его можно назвать темной лошадкой. И, наверно, еще сводником и бабником, верно я говорю?

— Я не…

— Ш-ш-ш! Тихо! — шикнул на него Шептун. — Через пару секунд ты проснешься.

Так и случилось.

Встать пришлось рано, чтобы успеть расписаться в регистрационной книге графства. Как обычно, Оливер оказался у входа в полицейский участок Хандред-Локс вовремя и стал свидетелем того, как арестованных ночью заключенных, прежде чем расселить по камерам, ведут по Райнерс-стрит в небольшую контору магистрата. Среди обычной ватаги выпивох из числа завсегдатаев таверн затесалась горстка беженцев из Квотершифта — двое мужчин и женщина, по всей видимости, их сестра.

Их одежда была в самом жалком состоянии. Оливер сделал вывод, что они бежали из своей страны морем, обогнув проклятую стену, отделявшую мятежный Квотершифт от королевства Шакалия. Одного из мужчин сотрясала дрожь, которую он никак не мог унять. Его соотечественники молчали. Было видно, что они ошеломлены. Какие же сказки рассказывал им квотершифтский комитет пропаганды? Что Двухлетнюю войну выиграл Квотершифт? Что Шакалия превратилась в истинный образец карлизма? Что ее жители также пострадали от голода, потому что заменили фермерские хозяйства Комитетами Аграрного Равенства, а своих образованных йоменов колоннами погнали прямиком к Гидеонову Воротнику, к этим работающим на силе пара машинам смерти, что в последнее время украшали собой все городские площади городов Содружества Общей Доли?

Сколь лживы ни были эти измышления, их оказалось явно недостаточно, раз эти трое бежали от великого террора, свирепствовавшего в Квотершифте. С тех пор как уорлдсингеры Сообщества Общей Доли возвели магическую стену, до Шакалии живыми добирались лишь немногочисленные беженцы. Их было так мало, что магистраты стали автоматически давать им политическое убежище. К оказанию им материальной помощи призвали одно из многочисленных эмигрантских благотворительных обществ. Теперь в Шакалии квотершифтских дворян было даже больше, чем у себя на родине. В основном это те, кому посчастливилось бежать вместе со своим золотом еще до того, как была возведена проклятая стена. Менее удачливые все еще томились в лагерях Содружества Общей Доли в ожидании того момента, когда им вручат листок бумаги с начертанной на нем красной цифрой… после чего выстрелят в затылок железной стрелой.

Как только вереница заключенных исчезла за углом улицы, Оливер постучал в дверь полицейского участка и вошел внутрь.

— Оливер! — удивился сержант Кадбен, закрывавший дверь одной из камер. — Что, уже настал твой день?

— Боюсь, что уже настал, — подтвердил юноша.

— Ну заходи, паренек! Будь проще. Твой коротышка фокусник сейчас придет. Не желаешь чашечку каффиля? Молодой Уоттл только что сварил.

Оливер кивнул в знак согласия. Сержант Кадбен — бесцеремонный, прямолинейный житель нагорья; он не терпел уорлдсингеров и в еще меньшей степени жаловал личного мучителя Оливера, высокомерного Эдвина Пуллингера, королевского инспектора, представлявшего в графстве интересы Государственного департамента по делам феев.

— Тяжелая ночь была? — поинтересовался Оливер.

— Как обычно. Хотя вчера здесь был проповедник. Кто-то развлекался тем, что засовывал листовки политического характера в книгу Законов Круга.

— Листовки. Это ж надо! — рассмеялся Оливер.

— Ты бы видел лицо проповедника! Это были выдержки из «Общества и общего дела». Вряд ли он когда-либо раньше их читал. Бедняга так перепугался, что карлисты пробрались в его славную Круговистскую церковь, что его едва не хватил удар. Мальчик равнодушно пожал плечами.

— Вообще-то, я тоже никогда их не читал. Мне они как-то не попадались в руки.

Сержант заговорщически подмигнул ему.

— Я как-нибудь втихаря дам их тебе почитать, компатриот. Как-то мне не по душе это занятие — жечь книги. Может, иностранцы всякие и привыкли к таким вещам, но никак не мы, шакалийцы. Бенджамина Карла с восемьдесят первого уже нет в живых, и сдается мне, после того как восстание было подавлено, большая часть его революционеров последние пятнадцать лет занимается тем, что пекут хлеб и варят сталь.

— И печатают листовки, — ехидно добавил Оливер.

Сержант Кадбен прикрепил кнопкой к стене объявление о вознаграждении за поимку беглого преступника.

— Ворчим, паренек. Вас хлебом не корми, дай только поворчать. Скажи-ка лучше, дружище, а ты счастлив? Доволен ты тем, что тебе приходится каждую неделю таскаться сюда, чтобы отметиться у нас к вящей радости этого идиота в красном одеянии? А я? Неужели ты думаешь, что я тоже счастлив? Всего три коротышки констебля следят за конституционным порядком в Хандред-Локс, тогда как в Шипмен-Тауне их в десять раз больше. Чем они, скажи на милость, там занимаются? Допрашивают треску? Арестовывают чаек? Отправляют моряков, напившихся пива, проламывать друг другу головы в наших тавернах.

Дверь приоткрылась, и в комнату просунулась голова констебля Уоттла.

— Инспектор Пуллингер желает знать, почему ему приходится так долго ждать.

— Вот видишь, паренек, и этот ворчит. — Сержант повернулся к констеблю. — Департаменту по делам феев не нравится отвечать на такой вопрос, молодой Уоттл.

Оливера проводили в кабинет. Кадбен бесцеремонно уселся под оружейной полкой и принялся чистить висевшие в верхнем ряду кортики и смазывать маслом винтовки нижнего ряда. При этом он не переставал вслушиваться в происходящее. Для департамента обычное дело — прибегать для получения желаемых результатов к уорлдсингеровским трюкам, давить на сознание несчастных феев; но здесь такому не бывать, по крайне мере пока надзором за Хандред-Локс занимается он, сержант Кадбен, а не кто-то другой.

Рядом с хитрым чародеем сидел еще один, тоже представитель Департамента по делам феев, по возрасту не старше Оливера. Помощник Пуллингер потер лоб, на котором красовалась татуировка — четыре небольших пурпурных цветка, символ его уорлдсингерского чина.

Эдвин Пуллингер перевернул лежащую на столе регистрационную книгу и пододвинул ее к Оливеру.

— Оставьте вашу официальную подпись, мастер Брукс. Мой коллега рядом с вами распишется от имени нашего департамента.

Оливер взял перо и обмакнул его в чернильницу.

— Собираетесь на пенсию, инспектор Пуллингер?

— Собираюсь, но еще не скоро, мастер Брукс, — ответил Пуллингер, после чего вытащил небольшую деревянную табакерку, взял из нее щепотку перплтвиста, насыпал на тыльную сторону ладони и нюхнул. При вдыхании содержимое табакерки усиливало способности уорлдсингера. Помощник извлек плоский зеленый кристалл и сделал несколько пассов, означавших знаки правды.