Читать книгу "Сердце волка - Вольфганг Хольбайн"

Штефан некоторое время напряженно прислушивался. Поначалу он не услышал ничего, кроме завывания ветра и негромкого шороха, к которым примешивались урчание моторов и шуршание колес по снегу и камням. Однако через несколько секунд ему показалось, что он слышит тонкий жалобный звук — такой тихий, что его должны были поглотить другие, более мощные шумы окружающей дикой природы. Но Штефан все же услышал этот звук, который затем, казалось, стал постепенно усиливаться. Он чем-то напоминал тонкий белый луч света, все настойчивее пробивающий себе путь через хаос более тусклых красок.

— Это ребенок! — взволнованно сказала Ребекка. — О Господи! Где-то там плачет ребенок! Мы должны немедленно остановиться!

— Это не ребенок! — заявил Висслер.

— Нет, ребенок! — настаивала Ребекка. — Вы только прислушайтесь! Это точно ребенок! Мы должны остановиться!

Она приподнялась и хотела коснуться плеча водителя, но Висслер схватил ее за руку и грубо толкнул на сиденье. Штефан начал было возмущаться, но австриец не обратил на него никакого внимания.

— Сидеть! — он почти крикнул. — Вы что, сумасшедшие? Эти твари только и ждут повода, чтобы наброситься на нас! Вам это до сих пор непонятно?

— Но ведь ребенок…

— Это не ребенок! — гневно оборвал ее Висслер.

Хотя Штефан был абсолютно уверен, что слышал жалобный плач младенца, он не решился спорить с Висслером.

— То, что вы слышали, — волчий вой, — сказал Висслер.

— Глупости! — возмутилась Ребекка, однако Висслер снова сделал движение рукой, заставившее ее замолчать. Это движение было таким, как будто он хотел ее ударить.

— Это самые что ни на есть настоящие волки, — продолжал он уже тише, но очень решительно. — Можете мне поверить. Я знаю эту местность и не раз слышал, как звучат волчьи голоса. Эти звери сейчас воют на луну — вот и все.

Ребекка молчала. Две-три секунды она в упор смотрела на Висслера, а затем повернулась к Штефану и взглянула на него с мольбой. В ее глазах появилось что-то такое, от чего сердце Штефана сжалось. Известно было Висслеру или нет, как звучат волчьи голоса, но они-то уж точно знали, как звучит голос плачущего ребенка. И Штефан, черт побери, должен был защитить Ребекку! Она ведь его супруга! Он собрал все свое мужество, заготовил в уме несколько веских аргументов и повернулся к Висслеру. Но то, что он прочел во взгляде австрийца, тут же отбило у него охоту даже заикаться о чем-то подобном.

— Это самые что ни на есть настоящие волки, — повторил Висслер.

А еще в его глазах можно было прочесть: «Если это даже и не волки, то мы все равно не остановимся».

«Наверное, он прав», — подумал Штефан. Висслер ведь действительно знал эти места намного лучше, чем они. И он знал, как звучат голоса волков. В принципе внизу вполне мог быть ребенок. Однако они уже знали, что спуск в долину был очень крутым, и им потребовалось бы альпинистское снаряжение, чтобы спуститься туда. А потому они просто не могли сейчас это сделать.

— Пожалуйста, успокойтесь, — обратился к ним Висслер более миролюбивым тоном.

Он бросил быстрый и очень нервный взгляд на мужчину, сидевшего за рулем, затем улыбнулся и повернулся к Бекки.

— Поверьте, я в этом разбираюсь, — сказал он. — Мне уже приходилось с подобным сталкиваться. Внизу нет людей. В эту долину уже сотни лет никто не заходит. Здесь нет дороги ни туда, ни обратно. Там, внизу, — только лес. И волки.

Ребекка по-прежнему молчала. Ее лицо словно окаменело. Штефан хотел что-то сказать, но так и не произнес ни звука.

Да и зачем? Что бы он сейчас ни сказал, было бы только хуже: давнишний рубец снова разошелся и открывшаяся под ним рана была такой же глубокой и кровоточащей, как и раньше.

Четыре года назад у них был ребенок. Он еще не родился, а представлял собой лишь зачаток жизни — семимесячный плод, дремлющий в утробе матери и ждущий, когда настанет время появиться на свет. Они оба очень сильно любили его — намного сильнее, чем им самим казалось. Бекки в те месяцы буквально расцвела — и душой, и телом. Она никогда не была такой веселой и жизнерадостной, как в то время. И такой красивой. Они оба никогда не были такими счастливыми, как тогда.

Но затем все закончилось — буквально в один миг. Пьяный водитель, чья реакция запоздала на долю секунды… То ли он был виноват, то ли другие люди… Судьба смилостивилась над Штефаном лишь в том, что он, слава Богу, уже не помнил всех подробностей того несчастья. Разлетевшееся вдребезги стекло, удивительно глухой, шелестящий звук сминаемого металла — совершенно не такой, как в приключенческих фильмах, — вот и все. Штефану было ясно, что он не хочет вспоминать об этом, а потому он старался не вспоминать. Ему, надо сказать, еще повезло: хотя шок после произошедшего был очень сильным, Штефан все же через некоторое время сумел прийти в себя и свыкнуться с утратой.

А Бекки — нет.

Обычный психологический механизм: когда после шока человек испытывает острую душевную боль, которая постепенно становится менее интенсивной, и в конце концов человек примиряется с неизбежным — этот механизм по отношению к Бекки не действовал. Она приняла удар с очевидным самообладанием: ни припадков истерики, ни рыданий, ни роптания на судьбу. Некоторое время ему даже казалось, что она, как и он, свыклась с утратой. Однако он так думал лишь до того, как узнал всю правду: она не просто потеряла еще не родившуюся дочь — она утратила способность рожать детей. Пьяный водитель отнял у них не одного ребенка. Этот водитель и сам погиб вследствие аварии, что Штефан воспринял как акт высшей справедливости. Правда, это не доставило Штефану радости, но зато и не вызвало у него ни малейшего сожаления. Но что-то умерло тогда и в душе Бекки. Впоследствии они уже ни разу не говорили об этом. Лишь однажды Штефан попытался затронуть эту тему, но потом уже — никогда. Тем не менее рана осталась и была глубокой и болезненной, и, наверное, она полностью уже не заживет. Время от времени в их жизни возникали ситуации — как сейчас, в джипе, — заставляющие Штефана в очередной раз убедиться, что эта рана так и не перестала кровоточить.

Дом находился на гребне горы и был похож на построенное из камня и древесины воронье гнездо. А еще это покрытое соломой здание в полтора этажа напоминало декорации к фильму Хаммера о неких событиях, происходивших в Трансильвании. Казалось, что в неосвещенном окне первого этажа маячит чья-то фигура в накидке, вглядываясь в ночных посетителей из помещения, из которого были унесены все зеркала. А еще казалось, что под этим домом находится заставленный гробами сводчатый подвал, обитатели которого должны успеть снова лечь в свои гробы до появления первого солнечного луча.

Выходя из машины вслед за Висслером и перед Ребеккой, Штефан улыбнулся. Как ни нелепы были подобные ассоциации, чем больше он думал о видениях, по пути сюда поразивших его воображение, тем легче ему сейчас было подавлять свою нервозность.

— Что тут такого смешного? — спросил Висслер.