Читать книгу "Охота на Сталина - Вячеслав Хватов"

Но не только холод косил людей налево и направо.

Голод. Он довершал черное дело, начатое матушкой зимой. Да, несмотря на начало октября, здесь на севере уже вступила в свои права настоящая зима.

С едой становилось все хуже и хуже. То ли заключенных выжило больше, чем рассчитывало лагерное начальство, то ли сквозь жирные пальцы начпрода просачивалось слишком уж много отнюдь не жирной лагерной пищи. Только в помятых мисках заключенных с каждым днем плескалось все меньше и меньше баланды, которую язык не поворачивался назвать супом.

Вскоре Сказочников поймал себя на мысли, а не попробовать ли сварить что-то вроде похлебки из коры тех редких осинок, которые не пустил на дрова ленивый лагерный начхоз. Жрут же лоси кору эту.

Наивный. Той коры давно уже и след простыл. Не один он такой умный.

— Че встал бля? — сопроводив свой вопрос смачным пинком, конвоир вмиг вывел его из задумчивости.

Хорошо еще прикладом не охерачил. — Сказочников, не мешкая схватил чурбак и поспешил к телеге.

Уже вторую неделю он вкалывал на считавшейся легкой работе — собирал для начхоза (между собой лагерные называли его начвором) на лесосеке отходы, так сказать, основного производства.

От этой «легкой» работы его руки были похожи на расплющенные клешни, а спина болела уже всегда. На эту самую «легкую» работу отправляли проштрафившихся лагерных шестерок. Вот так вот. Но все-таки ему повезло.

Уж неизвестно за какие такие заслуги его перевели на хозработы, (тем более он только-только из карцера) но еще пару недель на лесосеке, и лежать ему сейчас с надорванным пупком в лазарете.

Долго бы он там не пролежал, потому что в бараке, называемом лазаретом, кроме грязных, не единожды стиранных бинтов, пары коробок хинина и ржавого бочонка с водой ничего не было.

— Ну бля, сука, не хочешь работать? — удар прикладом швырнул Петра на землю, где он как рыба, хватая ртом воздух стал отползать в сторону, опасаясь, что конвоир начнет бить его ногами. Но тот достал пачку «казбека» и, глядя своими рыбьими глазами сквозь Сказочникова, произнес, — еще пару таких закидонов и тебе не поможет даже твой… — но тут же осекся, будто вспомнив о чем-то, и совсем уж по-домашнему проворчал, — все думаешь, сука. Умный очень. Много тут вас, умников по нарам гниет. Вон в седьмом бараке аж целых три профессора и один генерал. Они по началу тоже все умничали, а теперь ничего, сортиры драят как и все.

На следующий день Сказочников едва встал с нар — так болела спина.

К вечеру, когда Петр в полусогнутом состоянии ковылял из столовой, ему показалось, что он видит в узком проходе между двумя бараками отчаянно машущего ему лагерного шныря. Кузьмича, за его стукачество, все ненавидели, но боялись. Ссориться с ним было смертельно опасно. Не один возбухавший на него зек был найден с проломленной головой возле забора или в канаве, не один был застрелен при попытке к бегству, хотя бежать никуда не собирался. Да и не куда тут бежать. Тайга на сотни километров. Многие просто пропадали.

Поэтому, решив не искушать судьбу, Петр поспешил в узкий проход.

— Слышь долдон, (это так здесь называли Петра за его долговязую фигуру) с тобой тут один шкет из вольнонаемных покалякать желает.

— На предмет чего?

— А я знаю? Мне тока передать тебе велели. Так что слухай. Завтра идешь на Семеновскую вырубку. У молодого ельника притворись, что у тебя живот скрутило и в кусты. Там тебя этот человечек и будет ждать. Да ты не дрейфь, конвоир предупрежден, — Кузьмич показал ему свои гнилые зубы и был таков.

Несмотря на нечеловеческую усталость Сказочников не спал почти всю ночь.

Кому и что от него понадобилось? Он с самого ареста ощущал какое-то особенное отношение к себе. Неужели его хотят cделать шестеркой? С чего они взяли, что он пойдет на это? Не дай бог! Они, стукачи ведь долго не живут.

Отключился Сказочников только под утро.

У Семеновской вырубки, возле ельника как только он присел, к нему подошел худощавый блондинистый парень в тельнике и не говоря ни слова протянул сложенный вчетверо тетрадный листок.

«Завтра ночью за лазаретом возле третьего столба от сортира подкоп. Встретит Андрей. Три километра вдоль реки. У лесопилки полуторка.»

Петр едва закончил читать, а парень уже поднес к листку спичку. Бумажка подозрительно легко воспламенилась и в считанные секунды сгорела, почти не оставляя дыма.

— Это че?

— Хуй через плечо. Завтра свалишь отсюда.

— А дальше…

— Дальше больше. Почем я знаю? Мое дело маленькое.

— А че не щас?

— Ага, умный. А его под расстрел? — парень кивнул в сторону конвоира с рыбьими глазами, который грыз семечки, демонстративно отвернувшись в другую сторону.

Неплохо бы. Петр посмотрел на своего позавчерашнего мучителя.

— Да и тебя сразу хватятся. А так, уйдешь незаметно, а кое-кто в лазарете под твоим именем уже коченеет.

— А что за Андрей?

— Я.

— Ясно. Жди. Завтра буду.

— И это, — Андрей помялся, — велели тут передать, если не пойдешь, в лазарет вместо твоего дохлого двойника сам ляжешь.

Сказочников ничего не ответил. Даже если это какая-то провокация, выбора ему все равно не оставили.

А если на самом деле удастся сбежать? Что потом? Потом будет видно. А пока…

От чего-то незапертая дверь барака предательски скрипнула. Где-то у северной вышки залаяла собака. Черт, проснется еще кто-нибудь.

Погода на удивление соответствовала. В поземке, заметающей следы в считанные секунды, могло бы укрыться целое стадо коров, а не то, что один человек.

Лазарет был совсем рядом. В его окне тускло горела масляная лампа. Наверное, это вольнонаемного фельдшера опять ночью на жрачку пробрало. Сука. Все заработанные деньги падла только на хавчик и тратит, и все равно тощий, как глиста. И жрать-то он может, прям у трупа. Толку только от него никакого. Даже перебинтовать, как следует не может. Наверное, если у фельдшера кончатся нашей кровью заработанные деньги, он будет жрать трупы заключенных.

Подкоп был, как и говорилось, у третьего столба от сортира. Место было выбрано удачно. Юго-западную вышку закрывал угол полуразвалившегося лазарета, а до южной вышки было далеко. Петр встал на четвереньки, потом лег на брюхо и, извиваясь, как та лягушка на сковородке, прошмыгнул под забором. С той стороны никого не было. Сказочников привстал и осмотрелся.

— Дуй сюда, — раздался слева громкий шепот. Кусты в той стороне зашевелились, и из них показалась едва различимая в темноте тощая фигура Андрея.

Только парень успел втащить его за рукав в заросли, как по ним скользнул луч фонарика проходящего мимо патруля.