Читать книгу "Лето с чужими - Таити Ямада"

На третьем гудке она подняла трубку.

– Квартира Фудзино. – Голос спокойный.

– Это Харада с седьмого этажа.

– Добрый вечер.

– Извините, что так поздно.

– Что, выпьем?

– А ничего?

– Сегодня суббота. Я зайду через десять, даже нет – через пять минут. – Голос у нее богатый. Нет, она не трясется по ночам от страха.

Я собирался подать руку уставшей от одиночества женщине и был несколько разочарован. Но все-таки лучше, если бы она пришла мрачная. Так, сегодня у нас суббота. Когда не показывают мои сериалы, я начинаю путаться в днях недели.

– Кей, – сказала женщина.

Она присела на диван, открыла пластмассовую коробку, которую принесла с собой. Внутри – нож и несколько ломтиков сыра.

– По документам я Кацура. Только «фудзи», «но» да еще и «кацура»[10]– сплошная ботаника. Поэтому я – Кей. Как английская «К».

– Сколько сортов сыра у вас…

– Ем ломтиками, поэтому всего осталось понемногу.

– Можно мне вон того, с черной плесенью?

– Серьезно? – с удивлением глянула она.

– А что?

– Многие морщатся.

– Тогда мне ломтик.

– На самом деле это гадание на сыре. Вижу человека по тому, что он выберет.

– И что вам говорит ломтик с черной плесенью?

– Пока молодой.

– А что, без сыра не видно?

– Видно. И судя по лицу – моложавый. Некоторым подросткам ничего не нужно, кроме «Юкидзируси».[11]

– Выходит, они – старики.

– Выходит.

– Вот выпивка.

– А вот ломтик с черной плесенью.

Мы рассмеялись. Она пила дешевую бататовую водку, я – коньяк. Сама захотела этого пойла. Жизнерадостная. Одета в джинсы и желтую майку. Судя по мягким формам, ей около тридцати пяти, хотя с разговорчивостью и веселым нравом возраст никак не вязался.

– Позавчера утром мы с вами разминулись. Не помните? В дверях лифта. Вышли вы с таким страшным лицом и даже не взглянули на меня. О чем вы думаете в такие минуты? О сериале? Об убийстве? О спорте? Такие лица часто бывают у японских спортсменов.

Ее жизнерадостность показалась мне неестественной. Может, она гордится тем, что не выпячивает свои беды? Хотя какой смысл скрывать грусть человеку, который уже приходил ко мне пьяным с горя?

– Ладно, хватит, – ни с того ни с сего прошептала она.

– Что?

– Устала.

– Может, пересядете на стул? На этом диване, чтобы не устать, нужно сидеть развалившись.

– Перед тем как прийти, я решила. Побалагурить, и вернуться.

– Раз так, нужно облегчить ношу.

– Облегчила. – Она мягко улыбнулась. Впервые слова ее и тело слились воедино. – Шутки тоже требуют сил. Говорят, после тридцати неплохо понизить октаву.

– Может, коньяку?

– У меня еще есть.

Повисло молчание, и комнату наполнил шоссейный гул.

– Поставить музыку?

– Нет, – улыбнулась она. – Я слушаю всегда в одиночестве.

– Извините, но ломтиками как-то не очень.

– Это значит, что у вас есть любимый человек за границей?

– А если нет, что – больше не достанется?

– Мне нравится привыкать к непривычному вкусу. Сначала думаешь: какая дрянь, – но стоит несколько раз попробовать, и сразу познаешь всю прелесть. И вместе с тем кажется, что понимаешь Европу.

– Вам нравится все испытывать на себе?

– Точно. Кому-то же нужно, правда?

– Ну и как – получается?

– Получается, если потратить время.

«Вот бы и на меня потратить – сразу познаете всю прелесть», – едва не пошутил я, но сдержался. Не хотелось заходить далеко.

Однако женщина была красива. Сначала в глаза бросались широкий лоб и пухлые губы, но за беседой я ощутил силу ее взгляда. И время от времени ловил себя на том, что не отрываюсь от ее глаз. Глаза эти заставляли позабыть обо всех недостатках.

– У вас есть ученики?

– Если бы.

– Интересно, есть ли что-нибудь общее между людьми с экрана и простыми телезрителями? Когда говорят, что у всех этих паяцев или как их там есть куча учеников, что они серьезны и строги, начинается казаться, что из меня делают дуру.

– У меня нет. Думаю, нужно объяснить…

– Нет, не нужно.

– Я даже не знаю, вы одна или нет?

– Смотрите, какой сильный ожог, – тут же промолвила она и приложила к груди руку. – Вот здесь больнее всего. Залепила пластырем, но шрам остался и сойдет нескоро. – Она залпом допила бокал. – Не то чтобы дружба соседей, но на прошлой квартире один человек заметил, что я – одна, и постепенно стало душно…

Я подыскивал слова.

– Впервые… захотелось похвалить… этот дом.

– Налейте коньяку.

– Сейчас поменяю бокалы. – Я налил. – Я всех разогнал вот, встретился с вами. Вы сейчас так хорошо говорите. С того самого момента, как сюда зашли. Мужчины, которым до пятидесяти рукой подать, вряд ли способны провести вечер с такой красивой молодой женщиной.

– И, кроме того, поняли, что женщина – ущербная. А раз так – бояться нечего.

– Этого я не говорил. Я не в смысле секса.

– Почему бы и не в смысле? В темноте все получится. Сзади у меня ожогов нет. Пристраивайтесь, так должно получиться.

Некоторое время она не шевелилась. Я тоже. Затем осторожно, чтобы не нашуметь, она поставила бокал на стол.

Я опять подыскивал слова.

– Я всегда так, – тихо сказала женщина, – все порчу сама. Кстати, можно водички?

Она попыталась встать.

– Я сам…

И я сходил на кухню за водой. А когда вернулся, она поменяла позу и опустила руки на колени.

– Вот, пожалуйста. Или положить льда?

– Нет, спасибо.

Она отпила глоток.

– Извините, я пойду.