Читать книгу "Сильнее страха - Марк Леви"

Вэлери здесь, она вернулась — это было важнее всего остального.

Внезапно она украдкой задрала юбку и стала мочиться на могильный камень. Закончив это занятие, она привела в порядок свою одежду и громко произнесла:

— Чтоб тебе пусто было, Эндрю Стилмен!

Сказала — и была такова.

— Скажешь, это тоже неоригинально? — простонал Арнольд Кнопф, стараясь не показать, что давится от смеха.

— Она что, взяла и помочилась на мою могилу?!

— Не хотелось бы перефразировать известного поэта, но, по-моему, это именно то, что она учудила. Боюсь допустить неделикатность, но все же любопытно, что ты ей сделал, чтобы ей захотелось вот так облегчиться здесь среди ночи?

Эндрю тяжело вздохнул.

— Вечером после нашей свадьбы я признался ей, что влюбился в другую.

— До чего же все-таки здорово, что мой сосед — ты! Ты сам этого не представляешь, Эндрю Стилмен. Чувствую, скуке теперь придется потесниться, а может, мы с ней и вовсе распрощаемся. Я тут немножко приврал: смерть — та еще скучища! Но что есть, то есть, альтернативы-то нету. Тупик, старина! Не могу утверждать, но, сдается мне, твоя леди еще тебя не простила. И то верно: так разоткровенничаться в вечер собственной свадьбы — это… Не хочется читать нотации, но, согласись, момент был выбран не совсем удачно.

— Что делать, нет у меня дара лгать, — проговорил Эндрю со вздохом.

— То есть как? Ты же был журналистом! Ладно, подробности потом, а сейчас мне надо делать упражнения на концентрацию. Я дал себе слово, что до конца века доберусь вон до той рощицы. Осточертели мне эти платаны!

Он был, теперь его нет! Колоссальная смысловая разница между настоящим и прошедшим временем ударила Эндрю с силой ядра, пробивающего крепостную стену. Жизнь окончена, он сделал свой выбор: теперь он — разлагающееся тело.

Эндрю почувствовал, как его затягивает могила, и, пытаясь воспротивиться силе, тащившей его под землю, истошно завопил…

* * *

Саймон подошел к дивану, дернул за угол подушки и стал тормошить спящего.

— Хватит стонать, это невыносимо! Вставай, уже десять часов, тебе давно пора на работу!

Эндрю набрал в легкие как можно больше воздуху, как ныряльщик, выныривающий на поверхность после длительной задержки дыхания.

— Перестанешь напиваться — будешь нормально спать по ночам! — проворчал Саймон, поднимая с пола труп — пустую бутылку «Джек Дэниэлс». — Вставай и одевайся! Клянусь, я вытолкаю тебя в шею, надоело видеть тебя в таком состоянии.

— Ладно, ладно! — Эндрю сладко потянулся. — Ну и пружины у твоего дивана! Почему бы тебе не завести нормальную гостевую комнату?

— Почему бы тебе не вернуться домой? Три месяца, как тебя выписали из больницы, — а ты все торчишь у меня.

— Скоро съеду, обещаю. Не могу ночевать один. И потом, здесь, у тебя, я образцовый трезвенник.

— Пока я не усну… Кофе на кухне. За работу, Эндрю! Это лучшее, что ты можешь предпринять, и единственное, что у тебя хорошо получается.

— «Лучшие всегда уходят первыми…» — ты серьезно? Не нашел лучшего завершения для надгробной речи на моих похоронах?

— Напоминаю: все это происходит только в твоей помутившейся башке. Когда тебя мучат кошмары, ты хватаешься за ручку — и сочиняешь черт знает что!

Выскочив за порог, Саймон изо всех сил хлопнул дверью.

Эндрю вполз в ванную и уставился на свою физиономию в зеркале. А что, красавчик — учитывая то, что он натворил накануне… Но, сделав еще шаг вперед, он изменил мнение на свой счет. Набрякшие веки, черная борода, как у горца… Саймон прав, наверное, пора снова начать ходить на собрания Общества анонимных алкоголиков на Перри-стрит. А пока он изобразит собственное присутствие на редакционной летучке, после чего отправится в публичную библиотеку.

Вот уже три месяца он с удовольствием проводил там время. Сидя в большом читальном зале, он ощущал себя среди людей, невзирая на оглушительную библиотечную тишину. Где еще на свете он мог так же надежно спрятаться от одиночества, не приходя в раздражение от производимого другими шума?

После душа, одевшись поприличнее, он покинул квартиру и заглянул в «Старбакс», где позавтракал и пролистал газету. Потом, глянув на часы, направился прямиком в конференц-зал, где Оливия уже завершала инструктаж.

Журналисты дружно встали и потянулись к двери. Эндрю не двигался. Оливия жестом велела ему подождать. Когда зал опустел, она сама подошла к нему.

— Никто не заставляет вас так быстро возвращаться к работе, Эндрю. Но если вы сами этого хотите, то возвращайтесь по-настоящему. Посещение редакционного совещания обязательно.

— Вот я и посетил.

— Вы и здесь, и не здесь. Ни строчки за три месяца!

— Я обдумываю следующий проект.

— Знаю, вы живете припеваючи и снова прикладываетесь к бутылке.

— С чего вдруг эти обвинения?

— Посмотрите на себя — хотя бы вот в этот стакан.

— Я допоздна работал. Назревает новое журналистское расследование.

— Рада слышать. Нельзя ли узнать тему?

— Полтора года назад в негритянском гетто Йоханнесбурга изнасиловали и забили насмерть женщину. Полиция ничего не предприняла, чтобы задержать убийц.

— Происшествие в Южной Африке — вот то, что непременно вызовет пристальный интерес у наших читателей! Уведомите меня, когда закончите, — я обязательно выделю место для вашего репортажа на первой полосе.

— Иронизируете?

— Еще как!

— А зря. Ее убили за сексуальную ориентацию. Единственным ее преступлением была любовь к другой женщине. По той же самой причине сыщики, знающие, чьих это рук дело, не собираются арестовывать убийц, как будто те раздавили бродячую собаку, а не убили человека. Ее родня борется за торжество правосудия, но властям наплевать, наоборот, они потакают этим умственно отсталым живодерам. Ей было двадцать четыре года.

— Это, конечно, трагедия, но Южная Африка слишком далеко географически и еще дальше с точки зрения интересов наших читателей.

— На прошлой неделе один из наших блестящих конгрессменов-республиканцев заявил под телекамеры, рассуждая о гомосексуальном браке, что он видит в этом путь к инцесту и к педофилии. В странном мире мы живем! Всему должен быть предел. Наш славный мэр грозится уменьшить потребление сладкой газировки в кинотеатрах — а лучше бы укоротил языки избранникам народа! Надо бы принять законы, по которым их можно было бы штрафовать, когда они преступают допустимые границы невежества.

— Вас потянуло в политику, Стилмен?

Эндрю попросил главного редактора не отмахиваться от его слов. Болтовня конгрессмена была не просто оскорбительной, она подстрекала к ненависти. Эндрю хотелось показать в статье, что речи политиков, клеймящих те или иные общественные группы, могут приводить к вспышкам насилия.