Читать книгу "Грязное мамбо, или Потрошители - Эрик Гарсия"

Первые два изъятия печени прошли гладко: работы на двадцать минут, все быстро и чисто. Но третий заказ был на экстракцию желудка. Зная, какую грязь можно развести в таких случаях, я взял с собой ведра — два для крови, один для остатков пищи, которая наверняка окажется в искоргане. Меньше всего мне хотелось изгадить свой прекрасный фирменный фартук полупереваренной цветной капустой.

Согласно розовой квитанции, выданной мне накануне экстракции, клиент выбрал новый «Кентон ЕС-19», искусственный желудок среднего размера с опцией расширения и сжатия, способный регулировать усвоение пищи и, таким образом, степень ожирения клиента. Искорган можно легко перенастроить на другой объем с помощью пульта дистанционного контроля, который счастливому обладателю ЕС-19 предписывается хранить в недоступном для детей и домашних питомцев месте. Это шикарная компактная машинка, первосортная, без изъяна, и стоит каждого потраченного пенни. Правда, просят за нее целую гору монет.

В розовой квитанции не указывалось, отказал ли собственный желудок клиента или он предпочел модернизировать свою пищеварительную систему; обычно виной тому рак, но мельница людской молвы денно и нощно мелет новые сказки об атрофии желудков по самым фантастическим причинам — от солнечной радиации до сычуаньской кухни. Независимо от оснований клиент поставил себе «Кентон ЕС-19» в январе прошлого года и повел себя предсказуемым образом: регулярные выплаты в течение одного-двух месяцев вскоре перешли в спорадические двухмесячные циклы, быстро дегенерировавшие в обещания выслать чек по почте. Клиенту звонили — на звонки никто не отвечал. Посланные письма возвращались невскрытыми. «Кентон» предоставил должнику четырехмесячный «постльготный» период, поскольку желудочник был какой-то там вонючей шишкой в министерстве туризма, но в конце концов даже их проняло, и они вызвали меня.

— Вы желудками занимаетесь? — спросила представитель компании, стройная блондинка, предпочитавшая неформальный дресс-код для разговора с приглашенными специалистами. Она явно знала свою работу, понимая, как наш брат биокредитчик любит таких женщин: обтягивающая блузка, широкие брюки, объемный начес. — У нас с вами договор на печени, но тут кое-что особенное — экстракция желудка и клиент с заскоками. Не исключены любые неожиданности — если возьметесь, конечно.

Я ответил как обычно:

— Все, что угодно, кроме «Призраков». Коли оплата приличная…

Оплата была что надо.

Вначале дело шло как обычно: разведал обстановку, вычислил планировку дома, пустил внутрь газ, разложил клиента, и тут — на тебе: скальпель отчего-то не режет пузо. Я уже по-всякому пробовал — и так и этак, и чуть ли не с размаху пытался пробить, и кромсал плоть а-ля потрошитель, но не погружался глубже, чем на два сантиметра, пока не уперся в цельностальную пластину, прикрывавшую внутренности. Невероятно. Я принялся резать дальше, не обращая внимания на кровь, уже пропитавшую матрац под клиентом.

Через пятнадцать минут я ободрал его как говяжью тушу, счистив чуть ли не все мясо с его торса, и все же не мог пробиться в механическое пузо новоявленного киборга. Время шло. Откачав скопившуюся кровь портативным насосом, я убедился, что моя первоначальная догадка, сколь невероятной она ни казалась, была верна: путь скальпелю преграждала металлическая пластина, закрепленная на нижних ребрах и костях таза.

Ну и зачем, спрашивается, мужик принял на себя хлопоты по имплантации такого стального полукорсета? Чтобы воспрепятствовать изъятию своего драгоценного желудка? Но я, хоть убей, не вижу в этом смысла. Искорган удлиняет жизнь, это просто и ясно. Когда на пороге появится не питающий к вам никакой личной неприязни представитель отдела по возврату неоплаченных биокредитов и вскоре наткнется на цельнометаллическую пластину, он не станет собирать шалтая-болтая по кусочкам, пытаясь добраться до того, за чем пришел. Оставит донора мертвым или умирающим, даже не оглянувшись на него через плечо. Черт, да нас едва обучили элементарным парамедицинским навыкам, и то большинство слушателей во время семинаров резались в кости на заднем ряду.

Даже зная, как оживить этого Франкенштейна и сшить все куски, я и не подумал бы этим заниматься. Пусть тонет в собственной кровище, козел. Я извел на него две пинты эфира.

Я сломал ребра, выломал верхнюю часть тазовых костей, швырнул металлическую пластину в открытое окно и вышел из залитой кровью спальни, черт бы все побрал, с его драгоценным искусственным желудком «Кентон ЕС-19» под мышкой. Жуть.

* * *

Гарольд Хенненсон никогда не согласился бы на металлическую плиту вместо крепкого, как сталь, пресса. Да и согласись он, ни черта это ему бы не помогло.

Получив сорокавосьмичасовую увольнительную по случаю Дня труда, я, Джейк и Гарольд Хенненсон решили оттянуться по полной программе так, чтобы чертям в аду завидно стало. Ближайшим крупным городом был Сан-Диего, где мы напивались с рвением религиозных миссионеров, неся послание об истинном опьянении невинным массам. Я знал два бара, работавшие еще долго после того, как жизнь в городе замирала на ночь, а расспросив завсегдатаев, мы нашли и подобие ночных клубов.

В какой-то момент нашего загула, который я помню смутно, я, как все хорошие и вусмерть пьяные парни, сделал себе татуировку на правом плече — «Когда сук ломается», большими синими буквами. Я до сих пор ношу тату с гордостью, пусть даже свести ее обойдется в десять минут времени и двадцать пять баксов в ближайшем медкабинете. Я точно не знаю, о каких… в смысле что означает фраза «Когда сук ломается» и почему я решил запечатлеть ее нестираемый вариант на собственной шкуре. Вряд ли я понимал это даже в тот момент в тату-салоне. Но надпись пугает маленьких детей и завлекает взрослых барышень. Мне она нравится. В ней чувствуется стиль.

Теперь у меня, разумеется, есть и другая татуировка — эмблема службы по возврату биокредитов на шее слева, маленькая черная мишень, пронзенная пятью золотыми стрелами. Ее невозможно свести, сколько ни мучай кожу лазером. Я представляю, как через много лет после моей смерти, когда плоть и кости рассыплются в прах, татуировка будет эфирным призраком парить над горсткой темной пыли, словно знак будущим поколениям, что я был представителем самой страшной профессии на земле.

Плюс девицы на нее западают.

IV

Мою первую жену Бет я встретил в той поездке в Сан-Диего. Она была проституткой и немыслимо красивой. Бет развелась со мной шесть месяцев спустя, когда я истекал потом в раскаленном танке в пустыне. Наш брак, видите ли, мешал ее карьере.

— Я знаю одно место, — сказал Джейк, ухмыляясь нам с Гарольдом над полупустой кружкой пива. Мы проторчали в баре больше времени, чем я мог сосчитать по пятнистым от старости настенным часам.

— А здесь чем плохо? — пьяно протянул я. — Посмотри вокруг — не хуже других мест.

Подошла официантка, благовоспитанная студентка, еле сдерживаясь после нескольких часов общения с тремя морпехами, головы которых дико кружил выпитый алкоголь.