Читать книгу "Среди пуль - Александр Проханов"

Он взял пистолет с бездыханного тела русского летчика, сбитого над Карабахом огнем азербайджанской зенитки. Летчик-наемник взлетел из Армении, пикировал на горные заставы, бомбил переправу, по которой втягивался в бой азербайджанский батальон. Его подбитый самолет, кувыркаясь, падал в долину, а сам он качался под белым пузырем парашюта, и по нему со всех сторон, со всех застав и постов, из проезжавших бэтээров и танков гвоздили из пулеметов и автоматов. Было видно, как входят в него очереди. Набитый пулями, он медленно снижался к горе. А затем лежал среди белого шелка, исстрелянный, с рыжим чубом, без документов, без знаков отличия, летчик преданной армии, нанятый на армянские деньги, погибший на мерзкой войне, где сражались обманутые, натравленные друг на друга народы. К убитому летчику сбегались потные злые солдаты, заросшие синей щетиной, готовые терзать и расстреливать бездыханное тело. Белосельцев отбил пилота, погрузил в кузов грузовика. Они покатили по горной дороге – рыжий чуб, липкий от крови, болтался по грязным доскам. Белосельцев забрал у летчика пистолет, сунул себе под ремень.

Теперь он чистил оружие, сидя за дедовским письменным столом, выложив на зеленое сукно вороненые детали. Золотистая капля масла потекла сквозь ствол, скопилась у дула, капнула на зеленое сукно. И пока она летела, ударялась о ткань, впитывалась в полуистлевшие волокна, Белосельцев подумал: он, мальчик, сидит за столом, раскрыв тетрадку, пишет круглыми буквами «корова», «цветок», «луна». И вот он же, почти старик, щуря угрюмый глаз, чистит оружие. Капля ружейного масла сорвалась с нарезного ствола, пролетела сквозь целую жизнь. Он собрал пистолет, засунул его в кобуру. Спрятал в глубь гардероба среди материнских платков и платьев.

Он не был вхож к политическим лидерам оппозиции. Нуждался в рекомендациях. Предложения, с которыми он собирался к ним обратиться, были столь деликатны, что ему могли не поверить. Могли заподозрить в нем провокатора, агента спецслужб. Он нуждался в протекции человека, которому безоговорочно верили. И таким человеком был Клокотов, редактор оппозиционной газеты, где выступали все видные противники режима, «красные» и «белые» патриоты, коммунисты и монархисты, объединенные катастрофой. К Клокотову и направил свои стопы Белосельцев, вспоминая по дороге свои с ним встречи в Афганистане, Карабахе и Приднестровье.

В маленькой приемной редактора он слушал, как безостановочно трещит телефон. Раздраженная красивая секретарша то и дело хватала трубку, перенося из одного разговора в другой свое раздражение, отбивалась от бесчисленных, видимо, на одну и ту же тему вопросов – о каком-то суде, о показаниях и свидетелях. Из-под двери редакторского кабинета тянуло табаком, лекарствами, кушаньями и чем-то еще, напоминавшим запах ружейной комнаты, – смесью металлических и масляных испарений.

– У него сербы! Он просил подождать! – сказала секретарша, хватая в очередной раз трубку, как хватают кастрюльку с убегающим молоком.

Белосельцев оглядывал приемную, так же как перед этим изучал коридоры и подходы к редакции. Не находил охраны, изумлялся легкости, с какой проник в святая святых оппозиции. Клокотов был незащищен, подвергался риску нападений и провокаций.

Он вспомнил, как сопровождал Клокотова на досмотры караванов в пустыни. Вертолет со спецназом мерно кружил над песками, над красными пузырями барханов. Темной цепочкой, как рассыпанные семена, возник караван. Заработал курсовой пулемет, останавливая погонщиков. Вертолет опустился, и солдаты стали прыгать в горячий песок, разбегаться веером, охватывая караван. Клокотов, опережая командира группы, длинными скачками бежал к верблюдам, к набитым полосатым тюкам, к оскаленным мордам, к запыленным темнолицым погонщикам. Белосельцев, держа автомат, пытался догнать журналиста, оттеснить, заслонить, ожидая разящую очередь.

Вечером в глинобитной казарме они пили спирт, жарко говорили. Белосельцев пытался понять, в чем природа этой шальной и безумной смелости, неоправданного невоенного риска. Они выходили из саманного дома, разгоряченные, стояли под звездами. Слушали высокий ветер пустыни.

Или позже, в Приднестровье, в расположении батальона «Днестр», Клокотов шел во весь рост по узенькой тропке под прицелами снайперов. К реке, к бетонной плотине, сквозь мешки с песком, сквозь стальные, избитые пулями плиты, за линию обороны. Стоял, не прячась над пенной водой, освещенный солнцем. Белосельцев прикрывал его плечом, чувствуя, как скользит по бровям, переносице тончайший лучик снайпера, щекочет и жалит лоб.

Или прежде, в Карабахе, где снова свела их судьба. Они жили в Степанакерте, в расположении полка. Клокотов уходил в город, подсаживался в машину к армянским боевикам, и те увозили его в потаенные урочища, в горные убежища. Белосельцев был готов поднять по тревоге бронегруппу, кинуться на поиски друга. К вечеру Клокотов возвращался утомленный, хмельной от чачи. Рылся в блокноте, и на его усталом, красном от загара лице появлялось знакомое шальное выражение. Теперь, сидя в приемной, Белосельцев пытался понять природу его безумных, связанных со смертельным риском поступков. Дверь кабинета распахнулась. Вместе с жарким хлопком воздуха вывалилась гурьба черноволосых шумных людей, окруженных табачным дымом и винным духом. Клокотов, гогоча вместе с ними, раздавая последние поцелуи и рукопожатия, напутствовал их:

– Передайте Караджичу, я печатаю его стихи! Брат Радован сказал: «Сербов и русских триста миллионов!» До встречи в Сараеве!

Увидел Белосельцева, обнял. Обнимая, ввел в кабинет, проводя мимо уставленного бутылками стола, мимо стен с черно-белыми газетными оттисками. Усадил в кресло рядом с хрустальной, переполненной окурками пепельницей.

– Наконец-то я могу тебя принять, могу тебя угостить!

Секретарша убрала со стола, вытряхнула пепельницу.

Принесла бутылку коньяка и ломтики копченого мяса.

– Ты здесь, у меня! – повторял Клокотов. – Как я рад тебя видеть!

Белосельцев осматривал комнату, и хозяин зорко, весело следил за его взглядом, отпуская короткие реплики.

– Этот красный флаг, на который ты смотришь, побывал в космосе на «Салюте». Подарок космонавтов!.. – Алое, истрепанное по краям полотнище, с серпом и молотом, висело над рабочим столом. А рядом, на тяжелом древке, полусвернутое, склонилось черно-золотое имперское знамя, увенчанное двуглавым орлом. – А это принесли монархисты. Вынесем завтра на крестный ход!

В углу висел коричневый смуглый Спас.

– А это дар Православного братства, освящен в Оптиной пустыни.

Закопченная танковая гильза украшала подоконник.

– Казачки из Абхазии принесли сувенир!

В хрустальной вазе огненно, ярко краснели тюльпаны, острые, плотно сжатые бутоны, готовые вот-вот распуститься.

– А это так, поклонница газеты! – усмехнулся Клокотов, усаживая Белосельцева за стол. – Давай-ка за встречу!

Пока открывалась коньячная, с приднестровским аистом, бутылка, Белосельцев смотрел в окно, где, близкие, далекие, топорщились жестяные крыши, темнели слуховые окна, и вновь лоб, переносица ощутили вдруг знакомое щекотание. Словно над бровями ползала крохотная мошка оптического прицела. Он опять изумился незащищенности Клокотова, не пожелавшего задернуть штору на окне кабинета.