Читать книгу "Заговор в Древнем Риме - Джон Мэддокс Робертс"

Хотелось отыскать причину своей меланхолии, вернее, причину непонятного ощущения, будто я стал свидетелем начала конца. Но ничего не получалось. Попытался найти ответ в небе. Но серый рассвет уже смыл с небосклона звезды, в том числе красный глаз взирающего на нас сверху Сириуса.

ГЛАВА 2

Насчет сокровищ отец оказался совершенно прав. Золото и впрямь уплывало из хранилища, как во время паводка на Тибре. Большая его часть шла на содержание легионов, поскольку крупные общественные работы в городе оплачивались богатыми людьми на правах благотворительности. Поначалу трудно было поверить в то, что столь небольшое число легионеров, жалование которых не велико, может так дорого стоить. Однако не забывайте, что существует множество побочных расходов, таких как содержание рабов, лошадей, животных, заготовка продовольствия и прочее. Кроме того, нужно строить форты, приобретать корабли и нанимать команды моряков. Поскольку жители Рима не платили никаких налогов, а такой золотой куш, каким была добыча из Тигранакерта, выпадал городу нечасто, нужно было найти того, кто мог бы за все это платить.

В роли козлов отпущения выступали провинции, с которых мы взимали дань. Поскольку правительство Рима было слишком преисполнено чувства собственного величия, чтобы марать руки столь грязными делами, как сбор налогов, то эта задача была возложена на так называемых публиканов, приобретавших контракты на публичную деятельность на аукционах. Разумеется, провинциалам жилось несладко, но чтобы не платить нам дань, эти народы должны были заявить о своей силе, выиграв у нас войну. Надо сказать, местные жители зачастую ненавидели публиканов даже больше, чем римское правительство.

Правда, подобные вещи не слишком интересовали римлян. Большинство моих соотечественников умудрялись дожить до глубокой старости, имея о них весьма поверхностное представление. Мне же приходилось их изучать по долгу службы. Кроме того, квесторская должность обязывала внести личный вклад в строительство больших дорог. Это был своего рода вступительный взнос при входе в политическую жизнь, который надо было сделать из собственного кошелька. Подобная благотворительность обернулась для меня большим долгом отцу. Отрадно было только то, что этот жест не давал родителю повода обвинить меня в пристрастии к ростовщичеству.

В храме Сатурна мне почти нечего было делать. Я изнывал от скуки, наблюдая, как рабы и вольноотпущенники старательно производят подсчеты, и помечая своей подписью статьи прихода и расхода. Все дни были похожи друг на друга и протекали по одному и тому же сценарию: утром в храме, днем в банях, вечером у кого-нибудь на званом обеде. Поскольку я был лицом официальным, хотя и не высокого ранга, в гости меня приглашали часто.

В одно прекрасное утро я пришел в храм в гораздо лучшем расположении духа, чем обычно. Очередной год был на исходе, и, следовательно, мои квесторские полномочия подходили к концу. Спустя некоторое время какой-нибудь другой бедняга вместо меня войдет в тускло освещенные помещения храма и будет надзирать за идущей здесь монотонной работой. Меня же в награду за исполнение квесторских обязанностей произведут в сенаторы: буду носить тогу с пурпурной полосой, восседать в курии, слушать речи и делать вид, что обладаю властью и влиянием. Если повезет, возможно, направят легатом в одну из провинций. Мне всегда было не по душе покидать Рим, но после занудных обязанностей квестора любая иная деятельность воспринималась с радостью. Кроме того, без военной службы достичь более высокой должности было практически невозможно.

Предавшись этим приятным размышлениям, я вышел из дому и направился к Форуму, но, не одолев и половины пути, увидел впереди небольшую группу людей. Образовав полукруг, они взирали куда-то вниз. Те, что находились сзади, стояли на цыпочках, пытаясь заглянуть через плечи тех, кто был впереди. Из всего этого явствовало, что на мостовой лежит труп. Все это показалось мне странным, поскольку со времени последних выборов в городе не было ни одной крупной уличной драки. Увидев меня, человек в одежде ночного стражника поспешил навстречу.

— Квестор! Совершено убийство. Не присмотришь ли за трупом, пока мы сообщим претору?

— Разумеется, — ответил я, радуясь хоть какой-то перемене деятельности. — Не знаешь ли, часом, кто стал жертвой?

— К сожалению, нет, господин, — ответил тот. — Мы боялись к нему прикасаться. Лично меня не пугают ни призраки, ни трупы. Но другим людям они внушают ужас.

Как ни странно, римляне с большим энтузиазмом убивают людей по всему миру, получают удовольствие от созерцания жестокой смерти в амфитеатре, но при этом боятся касаться тела мертвеца.

— Тогда ступай в храм Либитины. Приведи жреца с помощниками. Пусть совершат необходимую церемонию. Не можем же мы оставить тело лежать посреди улицы, пока не объявится кто-нибудь из его родственников или хозяин.

— Только не хозяин, — поправил меня стражник. — Хозяина у него явно быть не может. Взгляни, квестор.

Я подошел поближе, и толпа расступилась. Хотя тога закрывала голову покойного, торчавшая из-под покрова туника давала возможность разглядеть пурпурную, простирающуюся от каймы до воротника полосу — не широкую, как у сенатора, а тонкую, служащую знаком отличия всадника. Человек лежал ничком, из-под складок его одежды выглядывала рука, на которой в утренних сумерках переливалось несколько увесистых золотых колец. Из спины у него торчал кинжал, вокруг которого на белоснежной тоге образовалось кровавое пятно.

— Эй! — обратился я к ночным стражам, державшим в руках пожарные ведра. — Оттесните толпу назад. И следите, чтобы улица была свободна для прохода.

Я присел на корточки рядом с убитым, стараясь не испачкать тогу и, главное, ненароком не коснуться трупа. Не то чтобы я боялся призраков и мертвецов, но, если бы случайно дотронулся до тела покойного, мне пришлось бы проводить утомительный ритуал очищения, прежде чем войти в храм.

Рукоятка кинжала была покрыта причудливой гравировкой. К сожалению, на улице было еще довольно темно, поэтому разглядеть ее более внимательно я не сумел, но дал себе слово сделать это позже. Об убитом до приезда заведовавших устройством похорон либитинариев нельзя было предположить ничего, кроме социального положения. Я был разочарован, обнаружив, что пурпурная полоса на его тунике не оказалась шире — хотелось увидеть на его месте кое-кого из сенаторов. И что еще хуже, убитый не был патрицием. В противном случае у меня еще оставалась бы надежда обнаружить под задравшейся тогой лицо Клодия.

Спустя несколько минут сквозь толпу, расступавшуюся в благоговейном трепете при виде его фасций, стал пробираться ликтор. Вслед за ним шествовал знакомый сенатор. Это был Гай Октавий, который в нынешнем году занимал должность председателя суда присяжных. При его приближении я встал.

— Претор Руф направил меня подготовить отчет по этому делу, — заявил он. — Полагаю, вряд ли найдутся свидетели происшедшего?

— А когда они вообще были? — риторически заметил я.

— Кто он такой?