Читать книгу "Средство против шарлатана - Кэролайн Роу"

Юноши неуверенно переглянулись. Мысль о продолжении после смерти Аарона не приходила им в голову. Лоренс был заводилой, но именно Аарон исподволь и незаметно указывал им, что делать.

— Кажется… — начал было Марк и запнулся. Он подумал о гостиной Мариэты, теплой и пестрой, увешанной яркими тканями и освещенной таким количеством свечей и ламп, которых не было в мастерской и доме его отца, вместе взятых. — Но если вы считаете… — Он умоляюще взглянул на Лоренса.

— Твой господин очень великодушен, — осторожно ответил Лоренс. — Но я не думаю… — Он взглянул на Марка и пожал плечами. — Передай ему нашу благодарность и скажи, что мы придем завтра.

— Мой господин будет очень рад услышать эти новости, — ответил Луп и исчез, оставив на столе оплаченный кувшин с вином.

Окраины Сан-Фелью начинались в тени северной стены Жироны. Квартал растянулся на север и восток, поскольку горожане всех сословий и разного достатка, особенно те, кто занимался физическим трудом, выстроили себе дома в незащищенных местах за городскими стенами. Кроме внешне ничем не примечательного дома доньи Мариэты здесь также был дом дочери Исаака Ревекки, где она жила со своим мужем-христианином Николаем Маллолем и двухлетним сыном Карлесом. Николай зарабатывал на жизнь, трудясь писцом при соборе и церкви. У Исаака появилась привычка посещать их дом во время своего ежедневного обхода больных по той простой причине, что в противном случае он никогда бы не заговорил со своей дочерью, не познакомился бы с ее мужем и не стал бы частью жизни своего внука. Принятие Ревеккой христианства и ее замужество были ударом, от которого Юдифь так и не оправилась: с того дня, как ее старшая дочь покинула отчий дом, она старалась стереть из памяти все воспоминания о ее существовании. Но Исаак навещал дочь и никогда не говорил об этом, время от времени напоминая жене, что у нее есть внук и по-прежнему любящая дочь.

В это утро в конце той же недели Исаак посетил дворец епископа, где Беренгер все еще глотал горькие капли от подагры, пил воду вместо вина, а вместо жирного мяса с подливами ел травы, злаки и другие дары земли, жалуясь на невзгоды службы и беспомощность окружающих его людей.

— Скоро, мой друг Исаак, — говорил он, — я положу в мешок несколько самых драгоценных книг вместе с дополнительной парой крепких сандалий и уйду в горы в самый удаленный монастырь на вершине, который согласится меня принять.

— Не сомневаюсь, что это поможет при подагре, Ваше Преосвященство, — заметил Исаак. — Диета из трав, хлеба и воды, а также молитвы и тяжелый труд пойдут вам на пользу. Похоже, вам уже намного лучше, раз вы решились на такой шаг. — Он рассмеялся и собрался уходить.

— Куда ты так торопишься? — спросил Беренгер. — Исаак, я не нахожу себе места от беспокойства, ведь из-за болезни я прикован к своему кабинету и спальне и вынужден выслушивать все, что происходит за моей дверью, но не в силах ничего предпринять.

— Я собираюсь навестить Ревекку.

— Тогда тебе надо идти. Прошу, передай ей мои наилучшие пожелания, господин Исаак, — радушно сказал епископ. — Она умная, находчивая женщина, истинная дочь своего отца. Она заслуживает хорошей жизни, — задумчиво добавил он. — Я думал, чем бы я мог ей помочь. Нет, не перебивай меня. В последнее время я наблюдал за ее мужем. Он не стремится к славе и продвижению по службе, хотя у него на это больше причин, чем у других.

— Меня это не удивляет, — согласился Исаак. — Он крайне скромен относительно своих способностей.

— Верно. Но он хороший человек и прекрасный переписчик, умный и аккуратный. Я подумываю о небольших переменах в работе двора, и господин Николай при желании мог бы получить от них выгоду. Но ничего не говорите вашей дочери, поскольку прежде чем все устроится, необходимо будет преодолеть некоторые политические препятствия.

— Я уверен, они будут вам очень признательны. А сейчас работу между писцами распределяют таким образом, что Николай остается праздным больше, чем хотелось бы.

— Праздным и без денег, — добавил Беренгер.

— Совершенно верно, Ваше Преосвященство.

— Эта должность дает возможность получать ежегодное жалованье, — заметил епископ. — Надо же, на минуту я позабыл о своем злосчастном пальце, думая о том, чем я могу помочь твоей дочери. Убедительный, но крайне корыстный аргумент в пользу бескорыстия. Скажи мне вот что, Исаак. Ты искусен в логике. Если я совершаю доброе дело не потому, что считаю, что его лучше сделать, чем не сделать, а потому что ошибочно полагаю, будто я лучше других, умаляет ли это ценность моего поступка?

— Вы поймете, мой господин Беренгер, будучи не менее искушенным в логике и других доводах греков, что вы намеренно путаете добродетельный поступок с его причиной, которая может быть в равной степени добродетельна, а может диктоваться совсем противоположными мотивами. Эти предметы необходимо разделять и рассматривать с разных точек зрения, — ответил Исаак.

— А важность каждого поступка и причины имеет влияние на остальные. Отлично, мой друг. На этой почве мы могли бы начать спор, на разрешение которого потребовалось бы три дня. Но не буду тебя задерживать. Отправляйся к своей доброй Ревекке, а обсуждения прибережем на другой день, когда я опять побеспокою тебя своей подагрой. Возможно, это будет заменой шахматам.

— Твой опекун, Его Величество дон Педро, справлялся о тебе в своем последнем письме к епископу, Юсуф, — сказал Исаак, присоседившись к своему юному ученику у ворот дворца.

— Очень скоро, господин, я сам напишу Его Величеству и поблагодарю за покровительство, — ответил Юсуф.

— Если я только не буду постоянно отрывать тебя от занятий, — заметил Исаак. — А теперь поспешим к Ревекке, чтобы вернуться домой к ужину. — И легко положив руку на плечо Юсуфа, Исаак быстро направился к северным воротам города в сторону квартала Сан-Фелью.

— Какие новости из города? — спросил Исаак, когда они удобно устроились в маленьком, опрятном домике Ревекки. — Между новой вспышкой лихорадки…

— И подагрой епископа, — закончила Ревекка. — Все уже об этом знают. Его крики слышны от дворца до здания совета.

Исаак рассмеялся.

— Не будем забывать и о подагре епископа. У меня такое чувство, словно я заключен в дома заболевших жителей города и отрезан от всех новостей.

Николай оторвался от починки игрушки. — Последние новости приходят с шерстяной биржи, господин Исаак. Они касаются Понса Мане.

— Торговца шерстью?

— Да. — Николай положил игрушку. — Кажется, слуха всего три относительно интриг, которые плетет господин Мане, чтобы занять место в совете.

— Но разве сейчас это место уже не предназначено кому-то? — поинтересовался Исаак.

— Это не имеет значения. Они предпочитают, чтобы он занимался интригами или подкупом, чтобы стать во главе биржи или самого совета. Они бы позволили его честолюбию разыграться до такой степени, что Понс пожелал бы стать герцогом, если бы только человек, начавший жизнь столь бедно, мог получить этот титул. Но все сходятся на том, что в интересах власть имущих, хотя насчет того, кто они, мнения разделяются…