Читать книгу "Шок-н-Шоу - Юлия Волкова"

— И он, как всегда, пошел тебе навстречу, — усмехнулся Григорий.

— А куда ему деваться? — улыбнулась Марфа, а ее глаза сверкнули хищным блеском.

Тогда Григорий подумал, что если она имеет власть над самим Демой Джигой, то ему, Грише, в отношениях с этой женщиной, если и уготована какая-то роль, то роль мальчика на побегушках, этакого мальчика-с-пальчика. И внутри у Барчука все взбунтовалось. «Ну нет, миледи, плясать под вашу дудку мы не будем», — подумал он, окончательного ответа об участии в проекте не дал, уехал в Москву, потом — на съемки, и постоянно увиливал от подписания контракта, который Джига посылал ему с курьерами, а потом стал привозить лично. Но о Марфе он думал все больше и больше, понимая, что долго «держать характер» не сможет. Во время очередного визита к Григорию Демьян взъярился.

— Послушай, Гриша, что тебя не устраивает в этой работе? Денег мало? Так я тебе уже говорил о доле. Она, как ты понимаешь, не маленькая — будет на что отпрыскам новые машинки покупать. Компания не устраивает? Так ведь самая лучшая компания на канале этим заниматься будет. У меня даже в Москве таких профессионалов нету. Чего тебе надобно, старче?

— Некогда мне, — в очередной раз «заупрямился» Барчук. — И неинтересно.

— Черт возьми! — закричал Джига. — Ты что, с Марфой Король во взглядах на жизнь не сошелся? Какого рожна тебе надо? Чего ты хочешь?

— Ничего не хочу, — упрямо проговорил Григорий, и Демьян хлопнул дверью.

А вскоре после этого разговора в его московской квартире появилась Марфа. Она вошла в его дом мягкой походкой, заглянула ему в глаза покорным, умоляющим и зовущим взором, и… Григорий, очертя голову, провалился в омут. Хотя тогда ему еще продолжало казаться, что он сможет подчинить ее себе. Сможет сохранить ту позицию, которая присуща мужчине по отношению к женщине. И сдался. Подписал контракт на следующий же день. А Марфа… Ах, какая она была разная — Марфа! «Я не люблю своего мужа, — говорила она. — И он давно меня не любит. Мы давно живем отдельной друг от друга жизнью», — говорила она. Но Гриша видел, как она смотрела на своего супруга. В этих взглядах была любовь, которую ни с чем не перепутаешь. На Барчука она так не смотрела. Робость, покорность, мольба, которые она иногда демонстрировала перед ним — все это было не более, чем игрой в ее спектакле, где она была и автором, и режиссером, и исполнительницей главной роли. Остальным были уготованы роли статистов. В том числе и Григорию. Он понял это, но изменить ничего уже не мог. Он пропадал, если не видел ее больше двух часов, а если она вдруг сообщала, что намеревается провести ночь «по ее прямому назначению», то есть — выспаться в одиночестве, он умирал. Почти буквально — с сердечными каплями, транквилизаторами и снотворными. Он пытался призвать на помощь здравый смысл и вспомнить свои прежние принципы: в отношениях с женщинами — легкость, легкость и еще раз легкость. Но с Марфой легких отношений не получалось. На данном этапе жизни она стала для него «единственной». Околдовала, как ведьмачка какая-то.

За два месяца общения с ней Гриша Барчук измучился несказанно, похудел, посерел, приобрел синдром депрессивного психоза. Всерьез подумывал о «лекарстве от любви», поглядывая на молоденьких «звездочек». Но пойти на разрыв не хватало сил. А после гибели Вениамина Молочника — супруга Марфы — он и вовсе запутался. Последние дни показали, что Марфу не могут выбить из колеи самые страшные события и потери. Это было классно. Достойно уважения или восхищения. И страшно одновременно.

За свои сорок лет Григорий повидал многих друзей и приятелей, потерявших близких. По-разному они переживали свое горе. Кто-то плакал неделями, кто-то сдерживал слезы, но чернел и худел в мгновение ока. У кого-то явно съезжала крыша. Кто-то замыкался. Кто-то шел в загул. Но чувства этих несчастных, как бы тщательно они их ни скрывали, как говорят некоторые грамотеи, имели место быть! А вот насчет скорбных чувств Марфы Король Барчук серьезно сомневался. Когда она узнала, что ее любимого супруга нашли в его кабинете с простреленной головой, ни один мускул не дрогнул на ее лице. Она даже не изменила направления движения: как шла куда-то, кажется, в монтажку, так и продолжала идти. Он, было, подумал, что это просто шок. Но и потом ничто не говорило о том, что она хоть как-то переживает случившееся. Более того, она запустила «криминальный сюжет» в эфир — с подробными комментариями сотрудников правоохранительных органов и участников проекта. А ведь Веня Молочник ей, действительно, был очень дорог, и любила она его по-настоящему — это было видно невооруженным глазом. И при этом ничто не дрогнуло у нее не только на лице в момент известия, но и в душе — это Григорий тоже видел. «Непостижимая женщина, — думал он. — Многие умеют прятать свои чувства. Но так, как она — это что-то из ряда вон выходящее… Может быть, у нее вообще отсутствует душа? Но это не так. Душа у нее есть, и есть в этой душе место нежности. Может быть, она искренне исповедует философию стоиков? Или кто там говорил, что смерти не нужно бояться, потому что, когда она приходит, нас уже нет? Эпикурейцы? Допустим, она не расстраивается от утраты, думая, что ее Веничка попал в рай и ему там хорошо. Но использовать смерть любимого для дальнейшего развития сюжета спектакля? Ведь это уже кощунство, этого ни один из существующих богов не простит. Или она ни во что и ни в кого не верит, а только в себя? Непостижимо…»

Так рассуждал Барчук, спускаясь к заливу по освещенной лунным светом гравиевой дорожке. Он собирался немного прогуляться, чтобы хоть немного снять напряжение от дневных праведных трудов и мучительных душевных переживаний, а если вода окажется теплой, то и порадовать тело ласками ленивых волн. «Море», как называла Финский залив одна из участниц шоу, было спокойным, и волны, действительно, были ленивы, лишь изредка небрежно накатывая на песчаную отмель. Где-то неподалеку раздавались бодрые визги и всплески — несмотря на поздний час, народ веселился и купался. «Это не наши, — помрачнел Барчук. — Это где-то за сеткой. Наши попрятались по комнатам, заперлись на все замки и почему-то дрожат за свои шкурки. Но почему, собственно? Да, убийство, совершенное рядом, угнетает, навевает отнюдь не радостные мысли. Но почему-то все тридцать участников, оставшихся к финалу, уверены, что теперь убийца примется за них. На каком-таком основании, хотелось бы знать?! Кто их так напугал? Неужели Марфа? Но зачем? Испуганные лица на экране — не лучшая фишка для веселого шоу. Завтра же проведу воспитательную беседу. Накручу им хвостов под завязку. Да и с Марфинькой следует поговорить. Не стоит вводить криминальные элементы в развлекательное искусство. У зрителя крыша съедет от смешения жанров».

Он скинул пляжные шлепки, слегка побродил босиком по воде, убедился, что температура ее выше всяких ожиданий, и принялся уже было разоблачаться, когда над головой загрохотало. «Кажется, дождик собирается, — пробурчал Барчук себе под нос. — Но окунуться хочется. Ничего, летний дождь для здоровья не опасен». Но тут снова грохнуло — громче прежнего, и тотчас же за этим раздался истошный женский крик. Было в этом крике столько ужаса, что Григорий выскочил из воды и заозирался, пытаясь понять, откуда он исходит. Крик повторился — Барчуку показалось, что кричат где-то в районе пансионата. Он кинул взгляд на надоевшее до одури здание скучной архитектуры и оцепенел. Над крышей, где они снимали многие кадры шоу, где снимался он сам (глядящий в телескоп — и кому только в голову пришло, неужели Марфе?!) сияло яркое розовое пятно непонятной природы, и в этом розовом сиянии извивались огромные тени каких-то фантастических существ. Крик доносился явно оттуда. Григорий не помнил, чтобы сегодняшней ночью намечались какие-то съемки. «Но чем черт не шутит, — стал успокаивать он себя. — Возможно, одному из режиссеров пришла в голову очередная гениальная идея. Только зачем заставлять актеров так истошно орать? И так идея Марфы сообщить зрителям об убийстве поэта привнесла в программу мрачные мотивы. А теперь еще и ужастик намечается, что ли?» Но додумать свою мысль он не успел. Розовое пятно увеличилось в размерах, тень, похожая на человеческую, рванулась ввысь, снова раздался крик, а затем Барчук ясно увидел, что на краю крыши стоит какой-то человек, раскинув руки, а затем… А затем человек сделал шаг и стал медленно падать с высоты… Забыв про пляжные тапки, Григорий рванулся к пансионату…