Читать книгу "MKAD 2008 - Антон Некрасов"

После этих слов в вагончике стало тихо. До этой минуты никто из нас не видел резона желать смерти МКАД и склоняться к убийству каких-то сук.

Что же было дальше?

Через час после мигания фарами на МКАД Пискунов затосковал на дороге, с битым, но пока по-прежнему его «Фольксвагеном», без тридцати тысяч долларов.

– Она убьет меня…

А вот это резонерством уже не звучало. Любой, кто знал Тину Пискунову, мог дать уверенный ответ: убьет. Пискунов боялся жены, как боялись ее мы, не имеющие доступа к ее прелестям.

– Можно задать вам вопрос, Виктор Сергеевич? Что вы предприняли сразу после того, как отгрузили гражданам ближнего зарубежья тридцать тонн «зелени»?

В голосе Голева я уловил нотку сарказма. Я познакомился с ним, – когда я это говорю, мне мало кто верит, – в библиотеке. Придя в Российскую государственную библиотеку, что на Воздвиженке, я взял «Логику Бавмейстера» и уже собрался было погрузиться в мир, отличный от того, в котором нахожусь, но тут появился он. Под мышкой невысокий, с лысиной на голове молодой человек держал, как потом выяснилось, «Начальныя основания логики» для благородных воспитанников университетского пансиона. Лет я ему присвоил столько, на сколько он выглядел – тридцать пять. Впоследствии мне пришлось признать свою ошибку, скинув семь. Усевшись за стол и вынув из кармана брюк очки, он посмотрел на меня раз, другой, третий и, наконец, не выдержал. Скрестив по-монашечьи покрытые веснушками пальцы и изобразив что-то похожее на домик, он выглянул из-за угла этого домика и интимно полюбопытствовал:

– Вы всерьез логикой интересуетесь?

Я признался, что интересоваться стал ею вот только вчера, когда меня выставили из компании по производству спиртных напитков, ответив на мой вопрос «почему?» – «потому».

– И у вас есть, конечно, читательский билет? – продолжал трясти меня настырный малый. – Тогда скажите, человек, изучающий логику, зачем в правилах записи в эту библиотеку отдельная регистрация для лиц с высшим образованием и лиц без образования, если доступ для всех одинаков?

– Видите ли, я только начал изучать логику.

С тех пор прошло шесть лет. Голев вовлек меня в дорожное строительство, и я ему благодарен за это, потому что зарплата для меня, человека без высшего образования, несравненно выше, чем где-либо, и, потом, у меня за собеседника Голев.

С той минуты, как я начал признаваться в отсутствии образования, многие, услышав это признание, приходят в уныние, и еще ни один не пришел в восторг. Между тем три раза в неделю я посещаю РГБ, в моей квартире нет стеллажей, поэтому книги хранятся на полу, уложенные по примеру кирпичей на поддоне, и еще я посещаю литературный кружок на Климашкина. Не сказать, что мой внутренний мир пресытился этими посещениями, ибо в подвале дома на Климашкина собираются в основном непризнанные поэты, желающие стать диссидентами, да печатающиеся в журналах эссеисты-миниатюристы. Последние являются для похмелья и поиска причины, по которой бы их отторгли власти и они могли бы спокойно уехать в ту же Францию, вторые – для займа денег. Тем не менее они были известные (в литкафе) люди, закончившие в свое время литвузы. И это противоречие: присутствие меня с ними на равных и отсутствие диплома при наличии такового у них, некоторое время смущало меня и тревожило. До того дня, как Голев привел меня в ДЭК. Там я узнал, что высшее образование есть у Мокина и Пискунова, и успокоился. Оно им никак не помогает.

* * *

Итак, Голев не без ехидцы спросил:

– Что вы предприняли сразу после того, как?..

Сразу после того, как он остался на дороге без денег…

Взгляд Пискунова потускнел, он стал путаться в показаниях еще сильнее, и чтобы не оказаться сбитым с толку (я не понимаю, почему мне не хотелось быть сбитым с толку и почему я так проникся трагедией, – именно благодаря Пискунову к моему отцу прилипло прозвище «Советский Союз»), я разобрал дебри объяснений и вывел для себя:

Оставшись на дороге без денег, Витя ощутил страх перед женой.

И вот он здесь, поскольку все те, кто был ему знаком, кроме нас, были лучшими друзьями его жены Тины, а при таких обстоятельствах обращаться к ним за помощью было все равно что идти с повинной к ней. Что делать, он не знает, ему известно лишь, что в девять часов он должен приехать домой на синей красавице «Ауди», которую Тина присмотрела у какой-то столичной вертлявой суки. Сам он продавщицу тачки ни разу не видел, не видел и машины, а потому мнение об обеих основывает лишь на впечатлениях Тины.

– Я не понял, Пискунов, ты приехал, чтоб подзанять у нас тридцать тысяч гринов? – то ли удивился, то ли машинально спросил Голев. Зная верный ответ, он развернулся ко мне и, тараща глаза, осведомился: – Шилов, вы взяли с собой десять тысяч долларов или опять приперлись только лишь с пятью?

– Оставь свои шуточки для других дураков, – огрызнулся Пискунов.

– Для других дураков у меня другие шуточки.

– Ты меня считаешь дураком?

– Я бы вас считал гением, но вы совершаете поступки, возможность совершения которых в голову гениев даже не приходит. Зачем вы нам все это рассказали?

Этим вопросом Голев погнал новую волну неприятных воспоминаний, и Пискунов поморщился. Более всего его сейчас привлекал огонь. В безвыходные мгновения жизни люди, подобные Пискунову, любят смотреть на огонь или на надвигающуюся воду. Это утешает их тем, что все проходит, пройдет и это.

– Если я в десять вечера не подгоню к дому «Ауди»…

– Наверное, что-то должно случиться, если ты не подгонишь?

– Она подаст на развод, мы ругаемся пятый месяц… А там и до прокуратуры недалеко.

– Фигасе… – сказал Мокин.

– Очень в духе родственников генерала ГУВД, – заметил Голев, откровенно намекая на то, что если бы не Тина, племянница одного чинаря из московской милиции, дело о «десяти сантиметрах МКАД» приобрело бы еще одного фигуранта.

– Всего лучше было бы тебе прямо сейчас на Марс…

Но это мое явно гиперболическое предложение было встречено шквалом критики, причем Пискунов в этом не остался одинок. Его поддержал Мокин. Эти двое одновременно издали клекот, приведя который в порядок, я разобрал:

– А что же будет с Пискуновым?

Все движимое и недвижимое имущество Виктора Сергеевича числилось на Тине Пискуновой. Сейчас вопрос стоял не о тридцати тысячах долларов. Долларов у Вити было раз двадцать по тридцать тысяч. Он в отличие от меня свою дорогу выбрал правильно и с курса не сбивался. И позицию мою, основанную на том, что дабы слова не расходились с делом, нужно молчать и ничего не делать, считал приспособленческой. Ну, на войне-то с приспособленческими идеями он едва и не погорел. Случилось это в памятный 1999-й, когда вес его увеличился, а по Москве стала ходить, обрастая все новыми и новыми подробностями, легенда о краже чиновниками по десять сантиметров у каждой полосы МКАД.