Читать книгу "Рико, Оскар и тени темнее темного - Андреас Штайнхёфель"

Кизлинг одной рукой придерживал на себе распахнувшуюся рубашку и так восхищенно таращился на красавчика Бюля, как будто хотел немедленно начать с ним обниматься — лучше уж рвал бы свою рубашку еще шире.

Сам Бюль беспомощно крутился то туда, то сюда, и все разом бормотали извинения: «как же это я так невнимательно», «да что ж это такое», «ничего страшного», «я слишком торопился», «кажется, все в порядке»… «чей это ребенок?».

Тут обнаружилось еще какое-то маленькое существо, которое чуть не погибло во всей этой суматохе. Теперь оно внимательно рассматривало всех троих мужчин через закрытый визор мотоциклетного шлема. А потом возмущенно крикнуло:

— Если бы я не надел шлем, я был бы сейчас мертвый!

* * *

Мама просто обалдела от того, что кто-то пришел ко мне в гости. Она всегда жалуется, что у меня нет друзей. Теперь у меня был друг. Хотя и очень маленького роста и наверняка младше меня, но для мамы это явно не играло такой уж большой роли. Синий шлем Оскара показался ей гораздо интереснее.

— С каких это пор такое носят при езде на велосипеде? — сказала она.

Она прислонилась спиной к плите, держа в руках кофейную чашку, из которой время от времени отпивала по глотку. Чашка Бюля одиноко стояла между Оскаром и мной на столе, выпитая только наполовину.

— У меня нет велосипеда, — сказал Оскар.

Его голос звучал приглушенно, потому что визор все еще был опущен.

— Ну и мотоцикла, конечно, тоже нет.

Оскар посмотрел на нее так, как будто у нее не все дома. И наконец откинул визор кверху. Правда, Оскарова рта все равно нельзя было толком разглядеть, только верхний ряд больших белых зубов.

— Без шлема опасно, — объяснил он, как будто мама была ребенком, а он взрослым. — Все время происходят всякие несчастные случаи.

— Но не у меня на кухне, молодой человек! — Мамин голос прозвучал почти обиженно. — Рико тебе это, конечно, подтвердит.

Я наморщил лоб:

— Я ударился головой о холодильник неделю назад.

— Это не несчастный случай, — отмахнулась мама. — Просто ты слишком быстро вбежал сюда из прихожей и налетел на открытую дверь.

Оскар чувствовал себя в мамином присутствии неуютно, я видел это. Он выглядывал из-под верхнего края шлема, как испуганная черепаха. На нем была другая рубашка, не та, что в субботу, но ярко-красный самолетик с обломанным крылом снова был пристегнут на груди, где сердце. Он нервно постукивал мизинцами по столу, рапп-типи-тапп. Наверно, Оскар боялся, что мама сочтет его невежливым и потребует от него в конце концов снять шлем.

Это предположение не было совсем уж неверным, но и полностью правильным оно тоже не было. Мама знает, как вести себя со странными людьми. Ее первое правило — никогда не давить на того, кто не хочет делать чего-то добровольно! Во всяком случае, не давить словами. Но она смотрит. Смотрит на человека так долго, пока тот не выдерживает и в конце концов не начинает делать то, что надо.

Сейчас она смотрела на Оскара любопытным взглядом натуралиста, который только что обнаружил совершенно новый вид растений. Мне тоже было любопытно, как Оскар выглядит под шлемом. Может быть, в действительности он не боялся аварий. Может быть, у него просто очень странные уши, которых он стыдится. Или вообще никаких — как у жертвы похищения Мистера 2000, на выкуп которой денег немножко не хватило.

Пальцы Оскара стучали все медленнее, а потом и совсем остановились. Он поднял голову, посмотрел маме прямо в глаза и сказал:

— Вы можете спокойно пялиться на меня, сколько хотите. Мне это ничего. Но в ответ я буду пялиться на вас.

Так он и сделал. Я в первый раз заметил, какие у него зеленые глаза. Они сверкали правильно. Не зло или воинственно. Они просто сверкали — потому что Оскару доставляло удовольствие пялиться. В этот момент я ужасно завидовал ему, что он необычайно одаренный. Когда мама пристально смотрит на меня, я предпочитаю сразу уставиться в пол и делаю вид, что меня вдруг очень-очень заинтересовали ползающие вокруг муравьи или что немножко загорелся ковер. Но мне никогда еще не приходила мысль о том, что мамин взгляд можно попытаться просто выдержать.

Я с нетерпением ждал, кто же победит. Моя мама — это моя мама, так что мне следовало бы желать победы ей. Она все делала хорошо, не дрогнув ни одной ресницей. Но Оскар был гораздо меньше ее, и хотя у него тоже не дрогнула ни одна ресница, эта борьба в гляделки казалась мне немного нечестной. Наверно, мама тоже так подумала, а может, ей стало неохота пялиться дальше. Во всяком случае, она вдруг посмотрела вниз, на свои ноги, и сказала:

— Мне срочно нужны новые наклейки на ногти.

Оскар и я тоже посмотрели вниз. На ногте каждого маминого пальца был приклеен крошечный дельфинчик, только на мизинцах их не было, слишком мало места.

— А что вы хотите вместо дельфинов приклеить? — сказал Оскар.

Это прозвучало как предложение мира.

Мама пожала плечами.

— Посмотрим. Наверно, каких-нибудь других рыб.

Она поставила кофейную чашку в мойку, покрепче запахнула японский халат и вышла из кухни. Оскар подождал, пока мама не отошла подальше, и тогда тихо сказал:

— Дельфины — это не рыбы.

— Ты ей понравился, — сказал я.

Он покачал головой.

— Она еще не знает, понравился ли я ей. Она считает меня странным, из-за шлема.

Он снова опустил визор вниз. И голос у него снова зазвучал совсем глухо.

— Каждый год почти сорок тысяч детей в Германии становятся жертвами несчастных случаев. Почти каждый третий — как пассажир в машине. Почти сорок процентов на велосипеде. И двадцать пять процентов — как пешеходы.

Математика! Я уже говорил: когда речь заходит о математике, я ни на что не способен.

— С большинством это происходит по дороге в школу и после уроков во время игр, — продолжал мрачно бубнить Оскар. — Велосипедисты чаще всего страдают, потому что едут не по велосипедной дорожке. Пешеходы — потому что перебегают улицу, не посмотрев направо и налево. Я всегда смотрю. Всегда!

Я вдруг понял разницу между нами. У меня почти всегда хорошее настроение, но знаю я не так много. Оскар знает огромное количество странных вещей, но при этом настроение у него хуже некуда. Наверно, это так надо, если ты очень умный — только подумаешь о чем-нибудь хорошем, как в голову тут же приходит еще и парочка каких-нибудь ужастиков.

Я вскочил. Меня осенила идея.