Читать книгу "Приговор, который нельзя обжаловать - Надежда и Николай Зорины"

В конце концов распределили силы таким образом. Дениса, он больше всех подходил на роль студента – охмурителя старых библиотечных дев, отправили в университет. Вениамин, у него давно уже болел нижний левый зуб мудрости, поехал в клинику. Андрей же пошел «устраиваться» на работу учителем права в школу, где Вероника, старшая дочь Королевых, преподавала биологию.

Результат этих карнавальных переодеваний превзошел все ожидания: и Денис, и Вениамин, и Андрей получили, не особо напрягаясь (любители обсудить чужие дела в любой организации найдутся), исчерпывающие ответы на все интересующие их вопросы. Вот только расследованию причин убийства это нисколько не помогло, потому что причин-то, как выяснилось, совершенно не было. Ни у Екатерины Васильевны, ни у ее мужа, Романа Кирилловича, любовных связей на стороне не имелось – ревность, значит, автоматически исключалась. Особого богатства в семье не наблюдалось, родственников-миллионеров, готовых вот-вот отдать Богу душу ради повышения благосостояния Королевых, не было – наследство, следовательно, как причина тоже отменялось. Стоматологический частный кабинет главы семьи не представлял никакого интереса для бандитов. Да убивать ее вообще было не за что!

А может быть, Королеву убрали как опасного свидетеля, которым она случайно стала?

Нет, тоже не вяжется. Зачем было придумывать такую сложную схему убийства: архив, взрывчатка в обогревателе? Да ее бы просто сбили машиной или стукнули по голове в темном переулке!

Что же еще?

Не ревность, не наследство, не конкурентные игры, месть тоже вряд ли. Самая обыкновенная семья, не за что зацепиться. Самая обыкновенная… Нет, не так: была бы самой обыкновенной, если бы в этой семье не появилась девочка Соня, поэт-вундеркинд, чудо-ребенок. Но она-то уж точно ни при чем.

Так кто и за что убил Королеву? Кто и за что?

В шесть часов все разошлись, офис опустел. Только Андрей уходить не торопился, хотя дома его ждала Настя и сын Сашенька – ему необходимо было побыть в одиночестве и еще раз все хорошо обдумать. Весь день длилась какая-то суета, беготня, эти идиотские наигранные разговоры с завучем школы, с учителями. Конечно, происходящее мешало, раздражало – нормальные мысли не рождались, версии не клеились. Андрей ждал: разойдется народ, он заварит себе чашечку кофе, откинется в кресле, закурит, закроет глаза – и все поймет: картина убийства выстроится, цель и причины станут ясны. И так он все это себе ярко представил, что дождаться не мог, когда наконец закончится рабочий день.

И вот он остался один. Но тут вдруг понял, что вовсе не хочет выстраивать никакие версии убийства, и кофе никакой ему не нужен, и глубокомысленное курение ни к чему – не для того, совсем не для того он так ждал уединения. Андрей закрыл дверь на ключ, опустил жалюзи, отключил телефоны и воровским каким-то движением, словно таясь от самого себя, достал сборники стихов Софьи Королевой. Да нет, какая она к черту Софья? Соня, Сонечка.

Она и тогда, на концерте, куда затащили его Настя с Татьяной, произвела на него очень сильное впечатление – не столько ее стихи, сколько она сама: этот недетский голос, этот недетский взгляд, эта совершенно недетская манера читать, – но он постарался поскорее прогнать впечатление. Слишком это было больно и отчего-то стыдно. После концерта специально пригласил Настю с Татьяной в ресторан, заказал вина, много, громко и почему-то пошло и плоско шутил. Но голос, ее, Сонин голос, никакими шутками и никаким вином заглушить было невозможно, он звучал и звучал в голове, хотелось разрыдаться, и неприятны стали подавленные Настя с Татьяной.

Проступит на ладони кровь,

И я тайком ее слижу.

Ты улыбнешься, бросишь кость —

Как волк голодный, отвернусь… —

начала озвучивать Татьяна стихи, которые не выходили из его головы, и вдруг сорвалась, всхлипнула и выбежала из-за стола.

Соня, Сонечка Королева. Он все-таки тогда смог от нее излечиться, смог избавиться, смог забыть. И вот теперь снова Соня.

Андрей разложил сборники в хронологическом порядке: пятилетний, девятилетний, тринадцатилетний. Три ступеньки недетского детства, три фотографии: пять, девять, тринадцать – история высокой болезни. Соня. Сонечка Королева – Софья Королева, если верить обложке. Теперь так просто от нее не избавишься. Мать ее, Екатерина Васильевна, самая заурядная в мире женщина, позавчера была убита, и его наняли, чтобы расследовать убийство. Почему он не отказался, не сбежал, поводов для этого было сколько угодно? Вероятно, из-за той сумасшедшей таинственной фразы, которую произнес, словно зачитал по бумажке, загадочный клиент: «Жизнь изменить, родить себе новую девочку…» Заинтриговала она его, прямо-таки загипнотизировала. Что он имел в виду? Откуда взял эту фразу? Что она значит?

Что бы ни значила, она таит в себе явную угрозу Соне. Только в чем состоит эта угроза? Вот на этот вопрос и нужно искать ответ.

Нет, не на этот, вовсе не для того его наняли. Наняли его, чтобы убийцу нашел, объектом его забот и размышлений должна быть не Соня, а ее мать. А впрочем… Он ведь – клиент, не пожелавший представиться, – передал для чего-то сборники Сониных стихов. И потом, была еще одна фраза, не менее загадочная: «Убийца и жертва могут в ходе расследования поменяться местами». Так, может, он Соню и имел в виду, может, нанял его не столько для того, чтобы найти убийцу матери, сколько для того, чтобы оградить от опасности дочь? От кого же тогда может исходить опасность?

Андрей достал фотографию, которая была вложена в папку как часть досье на семью Королевых. Старая фотография, примерно семилетней давности, если судить по Соне – ей здесь не больше восьми. Екатерина Васильевна – мать, Роман Кириллович – отец, Вероника – сестра, Аграфена Тихоновна – бабушка, Артемий Польский – друг и поэтический опекун, а в центре она, Сонечка. Зачем ему передали эту фотографию? Почему именно эту, а не какую-нибудь другую, поновее, посвежее? Может ли в ней таиться разгадка? Возможно, на ней снят убийца. Ну, или клиент его так думает, подозревает кого-то из семьи.

Андрей провел кончиком пальцев по фотографии. Кто же из этих людей вероятный убийца?

Ну, конечно, не он, не Роман Кириллович. Слишком добродушное, слишком простоватое у него лицо – совершенно не годится он на такую роль. Бабушка, Аграфена Тихоновна? Не смешно. Вероника? Здесь ей, должно быть, лет девятнадцать-двадцать. Не очень симпатичное, надо признать, лицо для столь юной девушки. Не очень симпатичное и явно озабоченное желанием выйти замуж – за приличного, по возможности обеспеченного. Сегодня в школе он видел ее мельком – она мало изменилась, и желание не притупилось, хоть замужем успела побывать. Но вряд ли и она годится в кандидаты в убийцы, тем более родной матери. Артемий? Как знать, как знать! Прощупать его очень даже стоит. Причина? Причин на поверхности нет никаких.

Соня…

Андрей открыл наугад третий, самый «взрослый» ее сборник. Обругал себя, что не тем, вовсе не тем занимается: нужно анализировать причины и следствия, убийцу искать, а не препарировать Сонину душу, не ковырять свою давно затянувшуюся рану. Приказал себе немедленно закрыть сборник, но понял, что поздно, болезнь вернулась, и поделать с этим все равно ничего нельзя. Тогда он пошел на компромисс со своей совестью: сделал вид, что стихи ему необходимо «изучить» для того, чтобы лучше понять характер одного из членов семьи и возможную новую жертву, и вообще… для дела, для непосредственного его дела это нужно. Удивительный, странный ребенок, так по-взрослому мыслящий. Ребенок, один из членов семьи которого, возможно, убил… Может, в этом-то и содержится разгадка ее недетской боли? Она родилась и жила все годы в ожидании катастрофы, в предчувствии ужаса?