Читать книгу "Бисмарк. Русская любовь железного канцлера - Эдуард Тополь"

— Последнее, — твердо сказал Бисмарк, — следует предотвратить во что бы то ни стало, хотя бы даже установив на некоторый период диктатуру!

— Да? — удивился его решительности король. — Вы уверены?

— Да, ваше величество. Я абсолютно уверен!

— Гм… — король одернул на себе военный мундир. — И если я назначу вас министром-президентом, вы станете выступать в защиту моих указов?

— Конечно, ваше величество.

— Даже если большинство парламента будет против?

— Ваше величество, — снова твердо произнес Бисмарк, — я скорее погибну вместе с вами, нежели оставлю ваше величество на произвол судьбы в борьбе с социалистами.

— Тогда мой долг — продолжить борьбу вместе с вами, и я не отрекусь! — Король разорвал бумаги и хотел бросить клочки в сухой овраг парка, но Бисмарк напомнил ему, что эти бумажки, написанные всем известным почерком, могут попасть в весьма неподходящие руки. «Король с этим согласился, сунул клочки в карман, чтобы потом предать их огню, и в тот же день назначил меня государственным министром и исполняющим обязанности председателя государственного министерства. Окончательное назначение меня министром-президентом и министром иностранных дел последовало 8 октября».

5

«Сексуальное влечение является мощнейшим из всех известных стимулов деятельности. Многие великие люди достигали своего величия благодаря любви. Одним из таких людей был Наполеон Бонапарт. Когда его вдохновляла любовь к его первой жене Жозефине, он был всемогущ и неукротим. И он был не первым и не последним человеком, чья любовная страсть вознесла его над миром… Джордж Вашингтон, Уильям Шекспир, Авраам Линкольн, Роберт Бернс, Томас Джефферсон, Оскар Уайльд, Вудро Вильсон — гениальность этих людей не что иное, как результат сублимации сексуального влечения…» (Н. Хилл. «Думай и богатей», США ).

6

Берлин. 30 сентября 1862 г.

Но еще до этого формального назначения Бисмарку пришлось принять бой в парламенте. Депутаты ландтага встретили его более чем враждебно.

— Долой самодержавие и тиранию!

— Да здравствует конституция!

— Вся власть народной партии!

— Мы требуем социальных реформ!..

Стоя у кафедры, Бисмарк молча слушал эти выкрики. После Биаррица и Авиньона какие-то новые силы и фонтаны адреналина стали бурлить в его жилах, и если всего два месяца назад он чувствовал себя пожилым ипохондриком в конце карьеры, то теперь он ощущал готовность и даже жажду принять любой исторический вызов.

Спокойно переждав крики зала, он с нарочитой и даже демонстративной медлительностью открыл футляр с сигарами, достал оливковую веточку, подаренную Кэтти, и показал ее депутатам.

— Господа депутаты! Эту оливковую ветвь я привез из Авиньона в знак мира…

В медлительности его жеста была уйма смысла — и нежность к самой этой веточке, еще хранящей память о Кэттиной маленькой ручке, и символика Древней Эллады, и наслаждение своей новой властью, когда даже его медленный, с этакой растяжкой жест заставляет умолкнуть весь парламент.

Но депутаты, конечно, восприняли все с точностью до наоборот и радостно зашумели, решив, что он уже сломлен и «выбросил» эту веточку, как белый флаг.

Бисмарк усмехнулся, убрал оливковую веточку в портсигар и сказал так жестко, как только мог:

— Но теперь я вижу, что время для этого еще не пришло. Германия нуждается не в либерализме Пруссии, а в ее могуществе. А Пруссия, как показывает даже беглый взгляд на карту, не может нести впредь одна, на своем узком, растянутом в длину теле, все бремя вооружений, необходимых для спокойствия Германии. Границы Пруссии, ограниченные Венским договором, не благоприятствуют здоровой политической жизни. Расходы на армию должны быть расширены на всех немцев. Однако мы не приблизимся к этой цели путем речей и реляций. Великие вопросы эпохи решаются не речами и не постановлениями большинства, а железом и кровью. Eisen und Blut!..

Депутаты, потрясенные этим вызовом, возмущенно взревели.

Газетные фотографы озарили зал вспышками магния, а репортеры бросились вон из зала с криками «Eisen und Blut!», «Железом и кровью!», «Eisen und Blut!».

И в тот же вечер мальчишки с пачками вечерних газет понеслись по берлинским улицам с криками: «Бисмарк грозит парламенту железом и кровью!».

А назавтра уличные толпы уже скандировали: «EISEN UND BLUT!» — «ЖЕЛЕЗОМ И КРОВЬЮ!», «EISEN UND BLUT!»…

7

Ютеборг. 4 октября — Берлин. 14 октября 1862 г.

«30 сентября король отправился на день рождения своей супруги в Баден-Баден, а я поехал в первых числах октября навстречу ему до Ютеборга — я искал случая увидеть его величество с намерением как можно быстрее успокоить его насчет заявления, сделанного мною 30 сентября и наделавшего столько шума…»

В Ютеборге, что в сорока километрах от Берлина, Бисмарк, сидя в темноте на опрокинутой тачке и поглядывая на часы с брелоком от Кэтти, ожидал короля на недостроенном вокзале, переполненном ремесленниками и пассажирами третьего класса.

Какое все-таки воздействие оказывает на нас, мужчин, даже мелкая вещица, напоминающая о возлюбленной! Бисмарк держал маленький агатовый брелок с надписью «Kathi», ощупывал его пальцами, мысленно представлял Кэтти под виадуком Понт-дю-Гар и тепло ее губ, и чувствовал, как замирает от этого дыхание, как горячится кровь и как все тело наполняется молодым огнем и силой. Какие сорок семь лет? Кто сказал? Чушь!..

«Подошел поезд, но мне не сразу удалось узнать у неразговорчивых кондукторов, в каком вагоне находится король; он сидел совершенно один в просторном купе первого класса».

Под влиянием свидания с супругой, уже, конечно, застращавшей мужа бедами, которые обрушит на него этот Бисмарк, король был явно в подавленном настроении.

— Ваше величество… — сказал Бисмарк, входя в купе.

— Садитесь, — хмуро распорядился король.

Поезд тронулся, Бисмарк сел напротив короля.

— Ваше величество, позвольте мне изложить…

Но король перебил, показав на стопку газет:

— Эти ваши речи про «железом и кровью»? Я предвижу, чем это кончится. На Оперной площади, прямо перед окнами моего дворца, они отрежут вам голову. Ну, а чуть позднее — и мне.

Не требовалось большой проницательности, чтобы угадать, чьи пророчества цитировал король.

Но Бисмарк спокойно ответил:

— Ваше величество, мы все умрем рано или поздно. Так разве может быть более достойная смерть? Я умру за дело моего короля, а ваше величество запечатлеет своей кровью ваши Божьей милостью королевские права, дарованные вам самим Господом Богом!