Читать книгу "Банда 3 - Виктор Пронин"

— Не уверен.

— Это как?

— Он в плохом состоянии.

— Ему хуже, чем мне?

— Сейчас — да. Ты по сравнению с ним.., многоборец. Когда его поставят на ноги... Не откажешься опознать?

— Не откажусь.

— И на суде подтвердишь?

— Конечно.

— Это все, что я хотел узнать, — Пафнутьев поднялся. — Набирайся сил, ратного духа... Еще увидимся.

Обернувшись от дверей, Пафнутьев отметил про себя, что Бильдин так и не пошевелился. Его острый нос все так же был устремлен вверх, глаза полуприкрыты, руки поверх простыни вытянуты вдоль тела.

— Он в самом деле поправляется? — спросил Пафнутьев у Овсова, когда они вышли в коридор.

— Паша, он в шоке. Его и через год не назовешь выздоровевшим. Боюсь, что прежним он никогда не станет, не вернется в свой банк. Им придется подбирать другого председателя. Каждый раз, когда потребуется принимать решение, перед его взором неизменно будет возникать сковородка с, кипящим маслом, а в нем будут плавать его уши... И собака, пожирающая эти уши.... Это слишком сильный удар.

На улице продолжал идти густой мокрый снег, и асфальт был покрыт черными следами прохожих. День заканчивался, темнело, и машины медленно шли в снегопаде с зажженными подфарниками.

Сев на переднее сиденье рядом с Андреем, Пафнутьев некоторое время молчал, глядя в занесенное снегом стекло.

— Ну что он? — проговорил наконец Андрей. — Выжил?

— Операция прошла успешно, — Пафнутьев вынул из кармана и показал на ладони маленькую пульку. — Овсов сказал, что будет жить.

Андрей внимательно осмотрел пулю со всех сторон и вернул Пафнутьеву.

— Стекла у Леонарда толстые, наверно, погасили скорость пули.

— Странное какое-то происшествие, — пробормотал Пафнутьев. — Ни фига понять не могу.

— А чего странного... Банды схватились... Вот и все.

— Из-за чего? У них не было повода... Они недавно все миром решили — кто с кого берет, кто кем правит... И вдруг это дурацкое нападение... Ни фига не понимаю! — повторил Пафнутьев. — Утром... Почему они оказались утром в ресторане? Чего им там делать? Утром все приличные бандиты отдыхают. И потом — очередью сквозь стекло... Это даже не нападение, скорее предупреждение. Какая-то психическая атака. А то, что один убит, — чистая случайность. Он не должен был погибнуть.

— И тем не менее...

— Да, — ответил Пафнутьев с легким раздражением. Чем-то не понравились ему слова Андрея, была в них какая-то торжествующая назидательность, будто Андрей хотел поправить его или уличить в непонимании чего-то. Он взглянул на парня, но тот сидел, невозмутимо глядя прямо перед собой. — А второй ранен... Это нападение никому не выгодно. И Леонард в полной растерянности, ничего понять не может, мечется, делает ошибки... Ни фига не понимаю! Они же вроде помирились...

— Кто помирился? — спросил Андрей.

— Банды.

— Откуда вы знаете?

— Доложили, — ответил Пафнутьев, и опять ему не понравился вопрос. Андрей не должен был спрашивать об этом, он понимает, что ответа быть не может, а если я отвечу, то это будет моя ошибка. И все-таки спросил... Будто сомневается, что мне действительно об этом известно. — Кстати, что-то тебя утром не было...

На место происшествия пешком пришлось добираться.

— На заправке простоял. С бензином непросто, Павел Николаевич...

— Значит, вечером заправляться надо.

— Учту, — усмехнулся Андрей. — Куда едем?

— Домой, — вздохнул Пафнутьев. — В прокуратуре уже нечего делать.

Андрей включил дворники, и они сразу, одним махом сдвинули в сторону слой мокрого снега с лобового стекла. Перед Пафнутьевым открылась улица, прохожие, огни машин. Андрей легонько тронул машину с места, и они тут же влились в неспешное движение транспорта.

— Ни фига не понимаю, — в очередной раз пробормотал Пафнутьев и, откинув голову, закрыл глаза. Не нравился он себе в этот день. Похвастаться совершенно нечем. Правда, Анцыферова опять за руку схватил, но этого ему вовсе не хотелось. На Андрея вот ворчать начал.. Нехорошо.

— Ты уж не имей на меня зуб, — не открывая глаз, Пафнутьев похлопал Андрея по коленке.

— Ладно... Замнем для ясности. Пафнутьев по голосу понял, что парень улыбается. И стало легче. Отпустило.

— А знаешь... Давай к Халандовскому, — неожиданно для самого себя сказал он. — Давно не виделись, надо пообщаться.

— Вика подождет?

И опять слова Андрея не понравились Пафнутьеву. Был в них укор, была усмешка, не то снисходительная, не то осуждающая. Андрей вообще не имел права говорить об этом. И снова в Пафнутьеве зашевелилось недовольство, легкое раздражение. Он ничего не ответил, не изменил позы, все так же сидел, откинув голову на спинку кресла и закрыв глаза. Андрей искоса взглянул на него раз, другой. То ли решил, что задремал Пафнутьев, то ли понадеялся, что тот не расслышал его вопроса. В машине установилась тишина, причем какая-то недоброжелательная. Словно оба договорились не продолжать разговор, чтобы не обострить его, не довести себя до слов резких и несправедливых.

— Я, кажется, что-то лишнее брякнул, — произнес наконец Андрей. — Вы тоже не имейте на меня зуб, Павел Николаевич...

— Ладно... Проехали, — отозвался Пафнутьев.

* * *

Изменился в последнее время Халандовский, сильно изменился. Ушла из него спокойная и бесшабашная уверенность, что все закончится прекрасно, что всегда у него будет полный холодильник, влиятельные друзья и отличное самочувствие. После всех потрясений, связанных с осуждением городского прокурора, когда он вынужден был выступить чуть ли не главным обвинителем на судебном процессе, Халандовский вдруг осознал, что не все в мире так хорошо, как прежде, не так уютно и беспечно, как ему казалось. Похудел Халандовский, как-то опал. Сменил костюмы, поскольку прежние стали велики, с лица сошло благодушное выражение человека, который всегда готов к хорошему застолью, к приятной беседе, к волнующей встрече. Теперь в его глазах частенько можно было заметить настороженность, он и оглядывался с опаской, и выражался осторожнее. И манеры изменились — ушли куда-то величавые замедленные движения, когда он свободно и раскованно рассуждал о сильных мира сего, всем зная место, обо всех судя снисходительно и улыбчиво.

И это ушло.

Магазин свой он сохранил, и девочек тоже сберег — как и прежде, за прилавками стояли благодушные, полные женщины, здоровые и румяные. Но изменились и они. Человек, отлучившийся на полгода и снова заглянувший в магазин, конечно, сразу бы заметил перемены. Меньше улыбались женщины, а если кому-то и удавалось вызвать в них улыбку, какой-то вымученной она оказывалась, как продажная любовь в конце смены.