Читать книгу "Кодекс экстремала - Андрей Дышев"

Дима всегда охотно делился со мной информацией о наездах на станцию, которые хоть и редко, но все же были, о «гастролерах», заезжих рэкетирах и ворах, пытавшихся снять деньги на чужой территории. Он помогал мне, а я – ему, улаживая конфликты с пограничниками, которые время от времени арестовывали плавсредства и приостанавливали прокат. На верность Димы, естественно в определенных пределах, я мог рассчитывать. Если письмо прочел только он, то можно было облегченно вздохнуть, немедленно сжечь его и навсегда забыть о нем. Пусть даже в ближайшие дни всплывет имя Эльвиры – Дима будет молчать. Но пограничники, если они читали письмо, обязательно сообщат о нем и плаще в уголовный розыск. В этом случае письмо лучше сохранить, чтобы потом экспертиза могла провести идентификацию моего почерка и поддельного, которым написано послание.

Я еще раз прочитал письмо. Мой почерк скопирован неплохо, но кое-где автора заносило и буквы «р» и «к» в разных местах были выписаны неодинаково. И вообще подделка грубая, непрофессиональная. На месте автора я бы сочинил короткую записку из нескольких слов: «Встречаемся на Диком острове девятнадцатого». И точка. Здесь же автором овладела бурная фантазия. Он зачем-то приплел сюда любовь и денежные вклады. Никаких вкладов, счетов в банках и тому подобного у меня не было, нет и вряд ли когда будет. Это легко проверить, что тем самым подтвердит мое алиби.

Я немного воспрянул духом и подумал о том, что это письмо вместе с плащом, вопреки планам злоумышленников, станет не уликой, а моим алиби. Я завтра же покажу письмо Кнышу. С поддельными документами, печатями и подписями он часто имел дело и наверняка легко распознает в этом письме фальшивку. Таким образом я предупрежу возможный удар со стороны пограничников – их сигнал, если он поступит в угро, окажется запоздавшим и пройдет мимо цели.

Мягким чешским ластиком я стер слово, дописанное Анной в конце письма, полагая, что такая формулировка не совсем справедлива и к тому же не будет иметь принципиального значения для следствия.

Глава 6

Достаточно мне было услышать первую фразу, сказанную Кнышем по телефону, как я понял: труп женщины нашли, вся милиция района поднята на ноги.

– Старичок, сейчас не до тебя, – прогундосил Кныш в трубку. – У нас тут переполох. Позвони вечером. Или лучше дня через три.

– Всего одно слово, Володя! Я знаю, о чем ты говоришь, и могу быть вам полезен.

– Ты хочешь взяться за это дело, даже не зная, что случилось?

– Мне уже многое известно. Есть вещдоки.

– Хорошо. Мы сейчас выезжаем к центральному причалу. Подходи туда, там поговорим.

Анна демонстративно не разговаривала со мной и на мое выдавленное сквозь зубы «добрутро» никак не отреагировала. Выглядела она неважно: глаза подпухли, на щеках – невралгические пятнышки. Мое сердце сдавила жалость к девушке. Я, конечно, должен был подойти к ней, обнять, успокоить, дать возможность Анне выплакать последние слезы на моей груди, но мне мешала дурацкая гордость и осознание собственной правоты. А может быть, я боялся снова приблизить ее к себе? Разрыв произошел, самое болезненное позади, и все теперь станет на свои места. Она уедет, со временем забудет меня, полюбит более достойного гражданина, чем я, и станет счастливой. «Пусть будет так», – подумал я, спокойно глядя на то, как Анна собирает свои вещи и складывает их в большую спортивную сумку.

– Ты мне ничего не хочешь сказать на прощание? – спросила она, когда собралась и закинула сумку на плечо.

– На прощание? – переспросил я и как дурак наморщил лоб, словно усиленно думал, что бы сказать ей. – А ты разве уходишь?

– Ухожу.

– Собственно, я тебя не прогоняю.

– Не хватало, чтобы ты посмел выгнать меня.

– Куда же ты в таком случае намылилась?

Анна смотрела на меня, покусывая губы.

– Кирилл, – сказала она, но осеклась, передумав продолжать, круто повернулась, вышла через калитку и с грохотом захлопнула за собой металлическую дверь.

– Скатертью дорожка, – негромко произнес я, без особого сожаления глядя вслед девушке. «А вообще-то я сволочь еще та, – мысленно добавил я. – И правильно Анна сделала, что ушла. С такими говнюками, как я, вообще никаких дел иметь не стоит. Их надо всячески избегать, как сумасшедших сифилитиков».

Этого короткого сеанса самоуничижения оказалось достаточно, чтобы привести в рабочее состояние свою совесть. Через несколько минут мне позвонил Леша, и я, разговаривая с ним, быстро забыл о всех обидах, которые вольно или невольно нанес Анне.

– Зря ты все-таки это сделал, – сказал Леша, когда я сообщил ему о разговоре с Кнышем. – Возьмут они тебя на крючок – не сорвешься.

Мы условились встретиться с ним там же, у причала. Я бежал по шоссе вдоль крепостной стены, испытывая удивительное чувство легкости и силы, какое бывает, когда избавляешься от проблем, созданных самим собой. Я ценю мужиков, настоящую мужскую дружбу. В ней нет сентиментальных эмоций, чувств, слез, условностей и абстракций, называемых любовью. Зато есть поступки, которые эту дружбу и определяют. Анну я долгое время считал своим другом. Мы многое пережили с ней, последние два года нас объединяли одна судьба, одни испытания, одни цели и, естественно, общая постель. И все было бы хорошо, если бы эту дружбу не стали портить совершенно противоречивые, разнополярные цели. Анна, оказывается, хотела выйти за меня замуж. Я же в отличие от нее жениться вообще не планировал в ближайшее десятилетие, чего никогда от нее не скрывал. Тут-то и нашла коса на камень.

«Расстались так расстались, – думал я, сбегая по ступеням с Рыбачьей на Приморскую. – На все воля Господня».

Приморская улица, сколько я себя помню, всегда была руслом, щедро заполненным по утрам потоком отдыхающих, устремляющихся к морю. Спускаешься по ней вниз в разгар сезона – и не видишь моря. Лишь бронзовые спины, белые панамы, надувные матрацы, круги, подстилки да клубы пыли из-под частокола ног. И лишь только когда людской поток выносит на пятачок перед причалом, восторженно восклицаешь: «Ба-а! Да тут еще и море есть!» Теперь Приморская, как Рыбачья, Морская и другие райские улочки, почти безлюдна – будь то утро, день или вечер. На калитках сиротливо висят таблички с рисованными дельфинами, пляжными зонтиками и надписями: «Сдается комната». Предложение есть, спроса нет. Обнищал народ. Море стало не по карману.

Я вышел к причалу. Вопреки моему ожиданию, на пятачке толпилось уже достаточно народу. Там были и малочисленные отдыхающие, и местные зеваки. Посреди причала стояли машины «Скорой» и милиции. Несколько мужчин в форме усталыми голосами, усиленными мегафонами, просили людей разойтись. Женщина средних лет с выкрашенными фиолетовыми чернилами волосами ходила восьмерками среди толпы, отчаянно размахивала руками и о чем-то безостановочно вещала пронзительным голосом. Я разобрал лишь одну фразу, которую она повторяла, как лозунг на митинге: «Не дадим себя ограбить! Не дадим!» Небольшая группа старушек обступила синюю будку, в которой когда-то сидела билетерша экскурсионного бюро. Старушки тыкали пальцами в какие-то списки, наклеенные на стенку, и, перебивая друг друга, неистово спорили.