Читать книгу "Закон волка - Андрей Дышев"

— Где ты взяла накидку? — повторил я.

— Ее принесли с лодочной станции.

— Почему сюда? Чья она?

— О-о-о! — завыла Анна, закатывая глаза. — Имей же ты мужество красиво уйти! Ты все правильно говорил: я тебе не жена. И нечего передо мной оправдываться.

— Да пойми же ты, глупая девчонка! — крикнул я и тряхнул ее за плечи с такой силой, что ее золотистые волосы взметнулись и закрыли лицо. — Я не имею ни малейшего понятия, чья эта накидка, почему она здесь и что это за письмо. Я не писал ничего подобного. Это сфабриковано против меня!

— Ты можешь придумать что-нибудь более правдоподобное? — спросила она, не открывая глаз.

Мне показалось, что я уже близок к тому, чтобы ударить Анну.

— Чья накидка? — сквозь зубы и с угрозой в голосе повторил я.

— Ее нашли в твоей лодке пограничники и под расписку отдали Моргуну, — с кривой ухмылкой ответила Анна, и я увидел, как ее глаза стремительно наполняются слезами.

Я скрипнул зубами в бессильной ярости. Анна опустилась на подушку, закрыла глаза, и по Щекам заскользили прозрачные капли. Я понял, что сейчас бесполезно убеждать ее в чем-либо. Сейчас она была совсем в ином мире, мыслила Другими категориями и не была способна поверить мне. Надо дождаться, когда она успокоится, когда выплачет все слезы, когда боль от мнимой измены притупится, и тогда спокойно обо всем рассказать.

Я выключил свет в комнате и снова вышел во двор. «Черт возьми, — думал я, — вокруг меня снова плетут сети. Только по счастливой случайности эта накидка с письмом не попала в милицию». Эльвира… Боюсь, завтра выяснится, что это имя убитой. Эльвира… Я прислушивался к звучанию имени, но не смог его вспомнить. Читал ли письмо Дима Моргун, начальник лодочной станции? Он мой приятель, раньше много помогал мне в частном сыске, хотя напрямую связан с местными уголовными авторитетами, не скрывает этого и гордится этим. Человек делает в сезон большие деньги — катает отдыхающих на «банане», дает напрокат водные мотоциклы, акваланги, лодки, катамараны, парусные серфинга, а заодно содержит на своей территории два открытых кафе, где всегда отличный выбор спиртного и закусок да готовы к любви пяток проституток. Дима, естественно, делится прибылью с авторитетами и милицией, обеспечивая себе надежную «крышу». В итоге все вокруг довольны: милиция — оттого, что на лодочной станции всегда порядок, чистота, никто не хулиганит, не ворует, не совершает никаких противоправных действий; авторитеты — оттого, что их не трогает милиция и исправно поступает прибыль; отдыхающие — оттого, что большой выбор услуг, устойчивые цены и полная безопасность.

Дима всегда охотно делился со мной информацией о наездах на станцию, которые хоть и редко, но все же были, о «гастролерах», заезжих рэкетирах и ворах, пытавшихся снять деньги на чужой территории. Он помогал мне, а я — ему, улаживая конфликты с пограничниками, которые время от времени арестовывали плавсредства и приостанавливали прокат. На верность Димы, естественно в определенных пределах, я мог рассчитывать. Если письмо прочел только он, то можно было облегченно вздохнуть, немедленно сжечь его и навсегда забыть о нем. Пусть даже в ближайшие дни всплывет имя Эльвиры — Дима будет молчать. Но пограничники, если они читали письмо, обязательно сообщат о нем и плаще в уголовный розыск. В этом случае письмо лучше сохранить, чтобы потом экспертиза могла провести идентификацию моего почерка и поддельного, которым написано послание.

Я еще раз прочитал письмо. Мой почерк скопирован неплохо, но кое-где автора заносило и буквы «р» и «к» в разных местах были выписаны неодинаково. И вообще подделка грубая, непрофессиональная. На месте автора я бы сочинил короткую записку из нескольких слов: «Встречаемся на Диком острове девятнадцатого». И точка. Здесь же автором овладела бурная фантазия. Он зачем-то приплел сюда любовь и денежные вклады. Никаких вкладов, счетов в банках и тому подобного у меня не было, нет и вряд ли когда будет. Это легко проверить, что тем самым подтвердит мое алиби.

Я немного воспрянул духом и подумал о том, что это письмо вместе с плащом, вопреки планам злоумышленников, станет не уликой, а моим алиби. Я завтра же покажу письмо Кнышу. С поддельными документами, печатями и подписями он часто имел дело и наверняка легко распознает в этом письме фальшивку. Таким образом я предупрежу возможный удар со стороны пограничников — их сигнал, если он поступит в утро, окажется запоздавшим и пройдет мимо цели.

Мягким чешским ластиком я стер слово, дописанное Анной в конце письма, полагая, что такая формулировка не совсем справедлива и к тому же не будет иметь принципиального значения для следствия.

6

Достаточно мне было услышать первую фразу, сказанную Кнышем по телефону, как я понял: труп женщины нашли, вся милиция района поднята на ноги.

— Старичок, сейчас не до тебя, — прогундосил Кныш в трубку. — У нас тут переполох. Позвони вечером. Или лучше дня через три.

— Всего одно слово, Володя! Я знаю, о чем ты говоришь, и могу быть вам полезен.

— Ты хочешь взяться за это дело, даже не зная, что случилось?

— Мне уже многое известно. Есть вещдоки.

— Хорошо. Мы сейчас выезжаем к центральному причалу. Подходи туда, там поговорим.

Анна демонстративно не разговаривала со мной и на мое выдавленное сквозь зубы «добрутро» никак не отреагировала. Выглядела она неважно: глаза подпухли, на щеках — невралгические пятнышки. Мое сердце сдавила жалость к девушке. Я, конечно, должен был подойти к ней, обнять, успокоить, дать возможность Анне выплакать последние слезы на моей груди, но мне мешала дурацкая гордость и осознание собственной правоты. А может быть, я боялся снова приблизить ее к себе? Разрыв произошел, самое болезненное позади, и все теперь станет на свои места. Она уедет, со временем забудет меня, полюбит более достойного гражданина, чем я, и станет счастливой. «Пусть будет так», — подумал я, спокойно глядя на то, как Анна собирает свои вещи и складывает их в большую спортивную сумку.

— Ты мне ничего не хочешь сказать на прощание? — спросила она, когда собралась и закинула сумку на плечо.

— На прощание? — переспросил я и как дурак наморщил лоб, словно усиленно думал, что бы сказать ей. — А ты разве уходишь?

— Ухожу.

— Собственно, я тебя не прогоняю.

— Не хватало, чтобы ты посмел выгнать меня.

— Куда же ты в таком случае намылилась? Анна смотрела на меня, покусывая губы.

— Кирилл, — сказала она, но осеклась, передумав продолжать, круто повернулась, вышла через калитку и с грохотом захлопнула за собой металлическую дверь.

— Скатертью дорожка, — негромко произнес я, без особого сожаления глядя вслед девушке. «А вообще-то я сволочь еще та, — мысленно добавил я. — И правильно Анна сделала, что ушла. С такими говнюками, как я, вообще никаких дел иметь не стоит. Их надо всячески избегать, как сумасшедших сифилитиков».