Читать книгу "Мегрэ и старая дама - Жорж Сименон"

— Вы его допрашивали?

— Мимоходом. Спросил, не хочет ли он что-нибудь сообщить мне и как долго намеревается пробыть в Этрета. Он ответил, что собирается остаться в городе до закрытия отеля, то есть до пятнадцатого сентября.

— Как он проводит время?

— Много ходит по берегу моря. Ходит один, сосредоточенно вышагивая, как немолодые уже люди, старающиеся сохранить фигуру. Около одиннадцати утра купается, а остальное время проводит в баре казино или в бистро.

— Много пьет?

— Дюжину порций виски в день, но пьяным как будто не бывает. Прочитывает пять-шесть газет. Изредка играет в казино, но никогда не присаживается к столу.

— Больше ничего не известно о нем?

— Ничего сколько-нибудь интересного.

— Тео Бессон не встречался с мачехой после воскресенья?

— Насколько мне известно, нет.

— С кем же он виделся? Расскажите-ка мне, что происходило в понедельник. Я примерно знаю, как развивались события в воскресенье, но понедельник представляю себе плохо.

Он знал, как Валентина провела вторник. Она сама рассказала ему об этом: рано утром покинула «Гнездышко», оставив там одну мадам Леруа, и первым поездом уехала в Париж; такси доставило ее до набережной Орфевр, где она беседовала с комиссаром.

— После этого вы заехали к дочери? — сразу спросил он у нее.

— Нет. А зачем?

— Разве, приезжая в Париж, вы не видитесь с ней?

— Редко. У них своя жизнь, у меня — своя. Кроме того, мне не нравится квартал Сент-Антуан, где живут они, так же как и их мещанская квартира.

— Что же вы делали в этот день?

— Пообедала в ресторане на улице Дюфо — я и прежде любила там поесть, — сделала две-три покупки в районе площади Мадлен, а потом поездом вернулась обратно.

— Ваша дочь знала, что вы были в Париже?

— Нет.

— Шарль Бессон тоже не знал?

— Я не говорила ему о своем намерении.

И вот теперь Мегрэ хотелось узнать от Кастэна, что произошло в понедельник.

— В «Гнездышко» я явился к восьми утра, — сказал Кастэн. — Всех в доме, как вы можете представить, лихорадило.

— Кто там был?

— Мадам Бессон, конечно.

— Как она была одета?

— Как и всегда, в обычном платье. Там была и ее дочь, непричесанная, в домашних туфлях, и доктор Жолли, давний друг семьи, спокойный, уравновешенный мужчина средних лет… В комнате находился еще старик садовник, пришедший, по-видимому, незадолго до меня. А Шарль Бессон опередил меня буквально на несколько шагов.

— Кто вам рассказывал о случившемся?

— Валентина. Доктор время от времени прерывал ее, уточняя некоторые детали. Она сказала мне, что сама позвонила Шарлю. Известие это его очень взволновало, буквально потрясло. Но, узнав, что журналисты пока еще не нагрянули и соседи ничего не знают, он немного успокоился. Вы только что видели его брата.

Они похожи, только Шарль полнее и менее подтянут.

В доме нет телефона, это усложнило мне работу: чтобы связаться с Гавром, я несколько раз вынужден был выезжать в город. Доктора ждали больные, и он ушел первым.

— Родителей Розы не известили?

— Нет. О них, казалось, и не вспомнили. Я сам ездил в Ипор и сообщил им. Отец был в море. Брат с матерью поехали вместе со мной.

— Как же выглядела встреча?

— Скорее, плохо. Мать так смотрела на мадам Бессон, словно та повинна в том, что случилось. А брат, которому Шарль Бессон что-то плел, рассвирепел: «Нужно выяснить правду. И не думайте, что я позволю прикрыть дело, хотя у вас и длинные руки!»

Они хотели увезти тело в Ипор. И лишь с трудом мне удалось убедить их, что прежде всего необходимо доставить в Гавр для вскрытия. Тем временем на велосипеде приехал отец Розы. Он никому не сказал ни слова. Приземистый, коренастый, крепко скроенный и очень сильный физически, он тут же увел своих, как только тело погрузили в фургон. Шарль Бессон предложил отвезти их в своей машине, но они отказались и ушли пешком все трое, во главе со стариком, который даже не сел на свой велосипед.

Я не могу поручиться, что излагаю все это в точной последовательности. Стали приходить соседи, затем жители городка заполнили сад. Я был наверху вместе с Корню из сыскной полиции, который фотографировал, снимал отпечатки.

Когда около полудня я спустился вниз, Арлетты уже не было. Ее мать сказала, что она уехала в Париж, опасаясь, что муж будет беспокоиться. Шарль Бессон оставался до трех часов пополудни и затем вернулся в Фекан.

— Он вам говорил что-нибудь обо мне?

— Нет. А что такое?

— Он не сказал вам, что собирается просить министра поручить мне следствие по этому делу?

— Он мне ничего не говорил. Кроме, пожалуй, того, что постарается договориться с газетами. Вот как будто и все на понедельник. Ах да! Вечером на улице мне показали Тео Бессона, и я перекинулся с ним несколькими фразами.

«Вам известно, что произошло в „Гнездышке“?» — спросил я его. «Мне рассказали об этом». — «Чем вы можете помочь следствию?» — «Абсолютно ничем».

Он был очень сдержан, замкнут. Тогда-то я его и спросил, как долго он намеревается пробыть в Этрета.

Ответ его вы знаете. Теперь, если я вам не нужен, я, пожалуй, поеду в Гавр и составлю рапорт. Я обещал жене быть к ужину, у нас сегодня гости.

Машину Кастэн оставил у отеля, и Мегрэ проводил его по тихим улицам, откуда временами на перекрестках открывался вид на море.

— Вас не тревожит, что Арлетта ночует сегодня у матери и они останутся одни в доме? — спросил Кастэн.

Чувствовалось, что он озабочен невозмутимостью Мегрэ, ему все казалось, что комиссар не принимает этого дела всерьез.

По мере того как солнце садилось и крыши домов словно охватывало пламя, море местами уже становилось холодным и зеленым и весь мир по эту сторону от заката, казалось, медленно погружается в ночную тьму.

— К которому часу мне приехать завтра? — осведомился инспектор.

— Не раньше девяти утра. Может, вы позвоните в парижскую сыскную полицию и от моего имени попросите выяснить все, что касается Арлетты Сюдр и ее мужа? Мне бы хотелось также узнать, что поделывает Шарль Бессон, когда бывает в Париже. И уж если вы этим займетесь, добудьте заодно сведения о Тео. Мне бы не хотелось говорить об этих вещах по телефону отсюда.

Почти все прохожие оборачивались им вслед. Их разглядывали и сквозь стекла витрин. Мегрэ не знал еще, чем займется вечером и как поведет следствие.

Время от времени он машинально повторял про себя:

«А Роза мертва!»

Лишь о ней одной он ничего не знал, если не считать того, что она была дородной девицей с пышным бюстом.