Читать книгу "Домой, во Тьму - Антон Мякшин"

…Поколебавшись, он оставил кольцо в шкатулке. Шкатулку вернул в тайник, втолкнул стальной язык обратно в пасть гаргульи, и каменные челюсти сомкнулись плотнее. Значит, Гюйсте узнал о его возвращении в Верпен… Все-таки нищие и бродяги на дорогах Империи – лучшая агентурная сеть в этих землях. Но как все же Волк вычислил Катлину? Ведь знал, Висельник, где искать Николаса в Верпене. Торопился, послал своего человека прямо к ней… Катлине. Хотя Волк не может не понимать – за Катлину Николас перережет весь Обжорный тупик, да что там тупик! Спалит дотла Верпен, Острихт и Бейн, вместе взятые, и все же… То, что Гюйсте так явно обнаружил опасную осведомленность, настораживало Николаса. Обыкновенная холуйская угодливость? Вряд ли. Не такой он, Волк. Гюйсте год назад продал ему подзорную трубу с каркасом из эльваррума– и, нимало не стесняясь, заломил за грошовую вещицу цену, достойную мореходного корабля с полным снаряжением. Таких денег у Николаса не было, и пришлось согласиться выполнить поручение Волка.

От того поручения у Николаса осталось четыре шрама, один из которых – на левом бедре – сохранился до сих пор.

И, конечно, труба. Дело того стоило…

Угроза? Чушь. К чему Гюйсте угрожать Николасу? Спешка? Да, должно быть, спешка…

Николас оделся и выглянул в окно. Полдень. Время лавочников, базарных торговцев и кухарок, закупающих снедь к ужину. Городские стражники и Братство Висельников в эти часы не появляются на улицах, словно соблюдая условия какого-то негласного перемирия.

Он открыл одежный шкаф, сгреб тряпичную кучу, вывалил ее на пол. Сдвинул заднюю стенку – за ней обнаружилась неглубокая полость, в которой заблестел холодный металл. Николас на минуту задумался, затем снял с полки тяжелый кожаный мешочек с двумя десятками стальных крестообразных звездочек. Грани и оконечья звезд были тщательно наточены. Сюрикены – вот как называли эти звездочки на Драконьих островах. Два метательных ножа легли в рукава, Николас закрепил их тонкими шнурками на уровне локтей. Еще два ножа спрятались в сапоги.

В последнюю очередь он снял со стены меч. Меч не был похож на те, которыми еще пользовались в Империи. Он был легок и тонок, с длинным, чуть изогнутым сверкающим лезвием; рукоять в полторы ладони длиной кончалась нефритовым набалдашником, украшенным шнуром с черной кисточкой, гарда была круглая и маленькая, едва-едва прикрывающая пальцы. Там, на Востоке, на Драконьих островах, знали толк в оружии. Видимо, их Золотой век не был такой уж безоблачной эпохой, как можно было предположить сначала – традиции боевых искусств Островов шли из глубины времен…

Ножны Николас укрепил за спиной, между лопаток, чуть наискось. Вложил меч, задвинул стенку и вернул обратно в шкаф одежду, оставив себе длинный черный плащ с глубоким капюшоном. Все же стражники видели его лицо, а лишние осложнения ему сейчас ни к чему.

Он закрыл окно и вышел в дверь. Спать не хотелось. Древние сказки говорят о том, что время эльваров течет намного медленнее человеческого. Эльвар проживает день, а человек – целую жизнь. Последний раз Николас ощущал потребность в отдыхе без малого сорок лет назад.

Просто удивительно: Топорику казалось, что, коснувшись подушек и простыни, он будет спать и спать, сутки и двое напролет. Но, открыв глаза, он почувствовал себя совсем бодрым, только все еще зудело в затылке. Он потянулся и повернулся к окну – на улице даже не потемнело! Это что получается, он проспал всего пару часов? А может, и правда – спал сутки, и теперь снова день?

Впрочем, какая разница? Гюйсте разрешил отдыхать, надо этим пользоваться на всю катушку.

Мальчик полежал немного и, убедившись, что заснуть не удастся, соскочил с кровати. Есть хочется – вот что! Последний раз он ел… даже и не вспомнить когда, а снизу, из трактирной кухни, тянет копчеными угрями и вареной бараниной.

Топорик сбежал вниз. В зале почти ничего не изменилось, разве что посетителей стало немного больше, а на том месте, где сидел Косой Фин, притулился грязный нищий, торопливо пожиравший копченых угрей из глубокой глиняной миски. Целая гора угрей! Топорик удивился – обычно нищих в трактир Жирного Карла не пускали. Аристократы Обжорного тупика – грабители, взломщики и убийцы – возражали. Вонь от них, нищих, насекомые различные… Но вот – сидит и чавкает, запивая снедь не чем-нибудь, а красным вином, какое Карл и Топорику-то далеко не каждый день наливает. Наверное, заслужил вонючий оказанную честь…

Гюйсте Волк увидел Топорика со своего стола, шутливо погрозил мальчику пальцем: дескать, спать бы тебе и спать, а ты, дьяволово семя… Топорик присел недалеко от стойки, и Жирный Карл принес ему большую миску, где в густом наваре плавали лохматые куски баранины, и поставил перед ним кружку с пивом.

Мальчик принялся за еду, время от времени поглядывая то на Гюйсте, то на нищего за соседним столом. Уж очень потешно попрошайка, проглотив очередной кусок, приосанивался и окидывал взглядом прокопченные внутренности трактира – будто привык каждый день сюда захаживать.

Хлопала дверь. Зал наполнялся, но медленно. Висельники, уставшие после ночной работы, некоторые – с тяжелыми мешками за плечами – подходили к стойке, опрокидывали кружку-другую и шли наверх. Редкие оставались перекусить плотнее. Наверху их ждал Спелле Крысолов, казначей Волка. Дележка ночного хабара в зале трактира, да и вообще самовольная дележка не допускалась никогда. Еще не хватало разборок и драк! Впрочем, кто бы осмелился устраивать свару в присутствии самого Гюйсте? А на тот случай, если Волка не было, у Жирного Карла имелась внушительная такая осиновая дубинка, окованная железными обручами.

Попрошайка доел и допил, посидел минутку, постукивая костяшками грязных пальцев по столешнице, словно ожидая, не полагается ли ему еще чего, потом скучно сгорбился, тяжело вздохнул и удалился. Топорик глянул ему вслед и перевел взгляд на Волка.

Гюйсте сидел за своим столом уже не один. Когда Топорик узнал собеседника Волка, кусок баранины застрял у мальчика в горле.

Тот самый колдун из подземелья дома-башни отца Лансама.

Колдун о чем-то говорил с Волком. Говорил, правда, один только Гюйсте, а колдун слушал. Кивал. Мальчику казалось, что с каждым кивком холодно шелестят его стальные волосы-иглы.

Топорик отвернулся и незаметно перекрестился.

– Рад, рад, дьяволово семя, очень рад. Давненько не виделись, почтенный Жан…

– Паломника Жана Красные весной повесили близ Гохста.

– Гхм… Не знал. Приношу соболезнования. И как же теперь мне тебя?..

– Николас.

– Николас, наемник из Утенгофа? Как же, помню…

– Наемник Николас застрелен в битве под Острихтом.

– Да что ты? Под Острихтом! Как там, жарко было? Небось самого Пелипа видел!

– Издалека.

– Ну?! А какой он, этот бунтовщик? Правду говорят, что он исполинского роста и ручищи у него, как сосновые бревна?