Читать книгу "Проклятие скифов - Сергей Пономаренко"

Из-за военных походов и царских обязанностей Скилу нечасто удавалось навещать жену в Ольвии, всего два-три раза в год, но зато когда это получалось, он гостил у нее так долго, что молодой месяц успевал состариться и вновь стать молодым[21], конечно, если особо неотложные дела не вырывали его из ее объятий. По настоянию Ириды Скил оставлял телохранителей и всю царскую свиту за городскими стенами, а заходя в дом, переодевался в эллинскую одежду. Каждый раз его ожидал лавровый венок победителя, который она торжественно надевала ему на голову. В таком виде он часто выходил из дома, и жители не сразу поняли, что это прогуливается сам скифский царь, а потом к его появлениям привыкли, но старались все же держаться от него подальше. Даже Фоас, отец Ириды, и тот терялся в его присутствии.

Для себя Скил сделал открытие: Ирида не только искусна в любви, но и чрезвычайно умная собеседница, так что, возможно, в дальнейшем заменит ему умершего советника Эвнея. Вести в Ольвии эллинский образ жизни ему нравилось, а особенно посещать лаконикум и совершать омовения теплой водой. Только эллины ему не нравились — слишком болтливы и насквозь лживы. Для них существует лишь два довода: сила и золото, а у скифского царя и того и другого было предостаточно.

На этот раз Скил пришел под стены города с пятитысячным войском вместо обычной сотни телохранителей. Вместе со Скилом следовали Октамасад, направляющийся в Таврику со своими воинами, и верховный жрец Гнур в сопровождении нескольких десятков энареев. Скил предложил брату посетить Ольвию — из скифов только у него одного там был дом, тогда как в Никонии уже более трех десятков номадов имели свои жилища, которыми, правда, пользовались не так уж часто. Причиной этого было то, что после женитьбы царь отдал предпочтение Ольвии, хотя и продолжал принимать деятельное участие в застройке Никонии, не отказываясь от своих планов сделать ее столицей царства. По его поручению в Никонии стали строить новый дом-дворец, который должен затмить своей красотой его нынешний в Ольвии. Именно в этот дом Скил собирался перевезти Ириду.

Октамасад, не любивший ни городов, ни эллинов, отказался посетить царский дом в Ольвии. Он считал города ловушками для скифов, которых спасло при вторжении персидского войска Дария то, что все их добро и семьи все время могли перемещаться вслед за войском. Он не сомневался: как только скифы начнут селиться в городах эллинов или строить свои, сразу же могучий персидский шах предпримет новый поход против скифов, чтобы отыграться за неудачу Дария I. Октамасад сообщил, что только отдохнет несколько дней перед дальней дорогой за пределами города и отправится в путь. Скила не огорчил отказ брата — он был этому только рад, иначе не чувствовал бы себя свободно с Иридой, каждый раз придумывающей для него какую-нибудь новую забаву. Да и щеголять в эллинском убранстве перед братом было неловко, а он все больше привыкал к этой свободной одежде, более предпочтительной в жаркий период.

Но было одно очень важное обстоятельство, которое внушало тревогу царю. Перед самим отъездом в Ольвию он посетил жреца Арсака, чтобы узнать свое ближайшее будущее. Выслушав просьбу царя, жрец разжег священный костер, и когда появилось высокое пламя, бросил туда щепотку какого-то порошка. Сразу заклубился серый дым, вызвавший у царя кашель, а вот жрец, сидя на корточках, жадно вдыхал его, покачиваясь. Жрец стал перед костром раскладывать прутья, нарезанные из тамариска, что-то при этом напевая, но слов Скил, многократно участвовавший в подобных гаданиях, как ни пытался вслушаться, не мог разобрать. Однажды он поинтересовался у жреца содержанием этих песнопений. Жрец с удивлением посмотрел на него и сказал, что слова идут изнутри и сам он их не знает. Они рождаются и тут же умирают, чтобы при новом ритуале воскреснуть вновь.

Жрец раскладывал прутья по отдельности, перекладывал их, затем собрал вместе и, вытаскивая по одному, стал предсказывать:

— Тебя и твое царство ожидает удача и процветание, но только в том случае, если ты откажешься от намеченной поездки в чужой край, где тебя ожидают бесславие и гибель.

— Мне нужно повременить с поездкой? На какое время мне нужно ее отложить?

Жрец снова стал перебирать палочки, затем сказал:

— Тебе нужно вообще отказаться от нее. То место, куда ты собираешься, рано или поздно убьет тебя!

Скил вздрогнул. В его памяти промелькнула любящая и страстная Ирида, большой светлый дом с грифонами. Затем ему на ум пришло, что многие из скифов не одобряют этих длительных поездок царя в эллинский город, и в нем проснулась ярость. Он одним движением руки смешал палочки в одну кучу.

— Ты не умеешь гадать, жрец. Или говоришь то, что хотят сказать многие, но боятся. Кто вложил эти слова в твои уста?

Жрец пожал плечами. Он продолжал сидеть на корточках и словно не замечал гнева царя.

— Эти слова идут от наших богов. Они предупреждают смертных об опасностях на их жизненном пути.

— Царь — это тебе не обычный смертный!

— Ошибаешься, царь. Для богов нет разницы — царь ты или простой человек.

Скил в гневе ушел от жреца. Успокоившись, он задумался над его словами и вновь усомнился в них. Жрец предсказал ему, великому царю, победителю агафирсов, которых не могли одолеть Иданфирс, Аргот, Ариапиф, позор и гибель? Возможно ли это вообще? Он расправился с могучим жрецом Матасием, и все покорились его воле — значит, так должно быть! Он царь, все трепещут, лишь услышав его имя. Никогда скифское царство не было таким сильным и сплоченным, как при нем, а этот жалкий жрец предсказывает позор и бесславие?! Что ему может угрожать в городе эллинов? Заговор, убийство? Но об этом жрец умолчал. Позор и бесславие? Отказаться от ласк Ириды из-за предсказания жреца? Если что и замышляют хитроумные греки, он покажет им свою силу, и они испугаются. Поэтому Скил привел с собой пятитысячное войско, расположившееся на виду у горожан. И это была только малая часть его сил. Если что случится здесь с ним — ни городу, ни его жителям, от мала до велика, больше не жить.

Члены Совета семи и в самом деле всполошились, увидев, какое войско привел с собой скифский царь, и узнав, что в лагере находится брат царя Октамасад, известный нелюбовью к эллинам. Они назначили Спартоку экстренную встречу, и Гиппатион от имени Совета потребовал от него не строить козни в отношении Скила, иначе они сами ему доложат о них. Спарток спокойно выслушал это требование и весело улыбнулся, как будто ему сообщили радостную весть.

— Какая удача, что царь варваров пришел с войском! Я боялся, что с ним будут лишь телохранители — люди безгранично ему верные, и в этом были бы сложности. И Октамасад здесь… Видно, боги на нашей стороне, раз все так отменно складывается. Мне нужно срочно повидаться с Октамасадом, уговорить его здесь задержаться.

— Ты — безумец?! — Идоменей с недоверием посмотрел на улыбающегося мужчину. — Октамасад не захочет встречаться с греком, к тому же не известно, что ему может взбрести в голову, — ты рискуешь жизнью!

— В этом случае моя вторая кровь берет верх, и для него я фракиец. Ведь он — внук царя одриссков — тоже фракийская кровь. Кто мне поможет с этой встречей?