Читать книгу "Грешная одержимость - Айви Торн"

на плечо.

— Ты уходишь. Сейчас. — Грозные русские команды, отталкивают папарацци на несколько шагов назад.

Энтони спотыкается, едва держась на ногах и отходит от Ефрема. Телохранитель делает угрожающий шаг вперед.

— Ефрем, — визжу я с сердцем в горле, когда собираюсь вмешаться.

Белокурый гигант останавливается и смотрит в мою сторону, огонь в его взгляде начинает тлеть, когда он читает выражение моего лица.

Энтони пользуется возможностью, чтобы сделать рывок, убегая так быстро, как только может, не переходя в полноценный спринт.

Я не привыкла к тому, чтобы мужчины использовали физическую силу, чтобы добиться своего. И я беспокоюсь, что действия Ефрема могут обернуться против меня или моей семьи, потому что папарацци имеют репутацию мстительных людей. А Ефрем дошел до того, что уничтожил личное имущество Энтони. Но я также слегка впечатлена и шокирующе благодарна, потому что папарацци так настойчиво преследовал меня. Не то чтобы я признавала это, но мне действительно приятно видеть, как кто-то бежит после того, как он со мной обращался.

— Семье Велес никто не смеет угрожать. И хотя у вас нет их фамилии, вам в том числе, — мрачно заявляет Ефрем.

Мое сердце замирает от интенсивности его голоса, и у меня перехватывает дыхание. Почему мне так приятно осознавать, что я нахожусь под защитой Ефрема, я не знаю. Но от того, что я услышала, что он присматривает за мной так же, как и за Сильвией, у меня в животе трепещет.

— Ты в порядке? — Бормочет Сильвия рядом со мной, подпирая Ислу на бедре.

Я подпрыгиваю, потому что даже не заметила ее приближения. Выпустив дыхание от смеха, я пытаюсь стряхнуть с себя нервы.

— Да, я в порядке. А ты? Я не могу поверить, что он мог фотографировать Ислу без разрешения. Им следует проявлять немного больше порядочности, когда дело касается детей.

Маленькая девочка Сильвии уткнулась лицом в изгиб плеча матери, прячась под густой завесой материнских волос цвета красного дерева.

Лицо Сильвии мрачнеет.

— Я никогда раньше не сталкивалась с такими папарацци.

Горькая улыбка растекается по моему лицу.

— Добро пожаловать в Нью-Йорк. Боюсь, это один из недостатков быть моей подругой.

Сильвия тянется и сжимает мою руку.

— От этого ты мне нравишься не меньше. Я впечатлена твоим стремлением быть вежливой с такими ка он.

Поморщившись, я смотрю в том направлении, куда сбежал наш папарацци.

— Да, в целом мне менее болезненно позволить им брать то, что они хотят, и притворяться, что меня это не беспокоит. Но я ненавижу, когда меня пытаются использовать, чтобы преследовать моего отца. Это сводит меня с ума.

— Пойдем домой? — Любезно предлагает Сильвия.

— Наверное, это хорошая идея, — соглашаюсь я. — На случай, если у Энтони Берри в машине есть запасная камера.

— Я бы хотел, чтобы он сегодня попробовал еще раз сфотографировать вас, — мрачно грозит Ефрем.

От этого защитного заявления у меня в животе разливается тепло.

Дорога обратно к дому Велесов проходит довольно тихо, поскольку Исла засыпает. И когда мы все вылезаем из черного внедорожника, Сильвия неловко обнимает меня, держа Ислу на руках.

— Еще раз спасибо за помощь с моим школьным проектом. — Говорю я Сильвии, тепло улыбаясь спящей малышке.

— Конечно. Давай сделаем что-нибудь снова в ближайшее время.

Я улыбаюсь и киваю, затем поворачиваюсь и направляюсь по улице к своему дому.

— Подожди, Дани?

Я останавливаюсь и оглядываюсь на выражение беспокойства Сильвии.

— Позволь Ефрему проводить тебя до дома? Я не знаю, следят ли папарацци обычно за людьми, но мне было бы спокойнее, если бы ты не возражала.

Бабочки оживают в моем животе, когда я думаю о том, чтобы остаться наедине с Ефремом дважды в один и тот же день. Я осторожно смотрю на него, кусая губу, когда наши глаза встречаются.

— Ты можешь отпустить его? — Спрашиваю я, и мне так неловко говорить о нем как о предмете, когда он стоит тут же. Но я не хочу отвлекать его от обязанностей, если это может навлечь на него или Сильвию неприятности.

— Конечно. Ты не против, Ефрем? Это придало бы мне душевное спокойствие.

— Не проблема, — уверяет он ее, и его грохочущий баритон заставляет моих бабочек снова ожить.

— Отлично, — выдыхает Сильвия, расплываясь в облегченной улыбке. — Скоро увидимся, Дани. Затем она поднимается по ступенькам их дома из коричневого камня и исчезает внутри.

— Пойдемте? — Спрашивает Ефрем, жестом показывая мне идти вперед.

Румянец заливает мои щеки, когда я поворачиваюсь, и он следует за мной. Хотя он почти бесшумно движется рядом со мной, я отчетливо осознаю, насколько мы близки, по тому, как его выпуклые руки почти касаются моих плеч, когда мы идем бок о бок. Воздух вокруг нас неподвижен и тих, и тем не менее, кажется, это только усиливает напряжение, охватившее меня.

— Спасибо, — говорю я, взглянув на него краем глаза.

— За что? — Спрашивает он, и его голубой взгляд посылает искры возбуждения по моей спине.

— За вмешательство в парке. — Я сжимаю пальцы, нервничая, что могу сказать что-нибудь глупое. — Я просто… обычно люди не вмешиваются в мою защиту, когда дело касается папарацци. Моя семья обычно нанимает публицистов, чтобы помочь нам в таких вещах, а не… службу безопасности.

Он тихо посмеивается, и кажется, что глубокий грохочущий звук эхом отражается от его широкой груди.

— Пожалуйста. — Затем выражение его лица слегка мрачнеет. — Надеюсь, я не причинил вам… боли.

— Боли? — Он даже не прикоснулся ко мне, я бы почувствовала, поэтому эти слова застают меня врасплох.

— Вы сказали, что менее болезненно позволять папарацци делать то, что им заблагорассудится. — Эта мысль, кажется, глубоко его беспокоит и расстраивает.

— Ой. — Я издаю нервный смешок. У этого парня в голове какой-то магнитофон? Кажется, он помнит то, что я говорю, даже когда я забыла, что сказала это. — Нет, это будет больно, что бы ты ни делал. — Я просто рада, что у него не будет фотографий, которыми можно было бы обвинить моего отца. — Это звучит ужасно. — Я имею в виду… ну, знаешь, исказить правду и выставить мою семью в плохом свете или что-то в этом роде. Я не думаю, что помогаю своему делу.

И судя по тому, как он слегка нахмурился, я задаюсь вопросом, не обидела ли я его. Он останавливается, и на мгновение мне кажется, что он, возможно, захочет сказать что-нибудь в свою защиту.

Потом я понимаю, что мы подошли к крыльцу моего дома.

— Спасибо, что проводил меня до дома. — Я поворачиваюсь к Ефрему и изображаю извиняющуюся улыбку, которую, надеюсь, он воспримет как знак того, что