Читать книгу "Жди меня, когда небо окрасится в розовый - Марат Маратович Мусабиров"

сей раз понять не смог.

Она еще сыграла мне на акустической гитаре. Сначала какую-то попсу вроде One Direction и Кэти Перри. Потом попробовала что-то посерьезнее – и по комнате звонко разнеслись ноты Тейлор Свифт и Рианны. Затем решила удивить меня чем-то потяжелее, взявшись за электронную гитару. Включила комбик, настроила его и начала отжигать панк-риффы Ramones. Как Мирай позже призналась, это почти единственное, что она может сыграть из рока. Поэтому после этого гитара перешла мне в руки.

Я сам далеко не мастак в роке, но знал пару-тройку классных песен, когда еще играл на гитаре для себя. Стоило мне ударить единожды по струнам, как через миг по комнате раздалась I’m Just a Kid группы Simple Plan. Следом – спустя секунд двадцать – Fat Lip от Sum 41, а в довершение всего я отыграл соло из Smells Like Teen Spirit. Моя игра пришлась Мирай по душе, и она даже похлопала мне в конце. Было приятно.

Вдруг она пригласила меня во вторую комнату – ее личную. Я учтиво принял приглашение и прошел за ней. Вторая комната оказалась куда больше первой. Посередине стоял камин. Справа от него – небольшой гардероб с несколькими яркими свитерами и футболками в сочетании различных джинсов и штанов; слева же – шкаф и телевизор размерами чуть меньше, чем в «гостевой». Кожаный диван украшал и дополнял обои, оформленные в бордовых тонах. Вход на балкон располагался возле большой двухспальной кровати. «И куда ей столько?..» – непроизвольно подумал я, пока всё рассматривал. Солнечному свету пробиваться в эту часть этажа было заказано. Шторы – под стать обоям бордовые – не позволяли ему проникнуть внутрь. Они свисали даже с двери и, чтобы выйти на балкон, нужно было сначала их раздвинуть.

Мирай так и поступила, и мы вдвоем выбрались на воздух. Правда, ненадолго: было так холодно, что зубы трещали. Как следует надышавшись, вернулись в теплое гнездышко Мирай, и взгляд мой устремился в сторону ее компьютера, который я почему-то ранее не заметил. Он властно приковал мое внимание, и мне, как достопочтенному геймеру с восьмилетним стажем, хотелось непременно испытать его. С позволения возлюбленной, я включил компьютер и уселся за уютный, но довольно маленький стул.

Компьютер оказался не самой новой сборки. Все его характеристики были круты еще в две тысячи десятом, но отнюдь не в две тысячи четырнадцатом. Игр тоже особо не было. Весь список был составлен из «Гитар Хиро», какого-то странного симулятора свиданий и парочки графических новелл. Хоть я когда-то и играл в «Гитар Хиро», но уже не помню себя того. Это было около четырех лет назад. Ну а если среди новелл нет «Кланнада», «Врат Штейна» или «Цикад», то вряд ли мне будет интересно. Поэтому я с малой толикой фрустрации выключил компьютер и уселся на диван. По прошествии нескольких минут непринужденного диалога нас с Мирай позвал обедать пожилой голос снизу.

* * *

– Ты у нас друг нашей внучки, как я полагаю, – обратилась ко мне бабушка Мирай во время обеда.

– Всё верно. Я ее… друг. Очень хороший, даже бы сказал, – ответил я, сдавленный неловкостью от чужих родственников.

– Не стесняйся, будь как дома. Если Мирай позволила тебе ступить за порог, это о многом говорит. Мы ее очень любим и доверяем ей всем сердцем. Поэтому ты можешь расслабиться, Рэй.

– Спа… Спасибо, да. – И рука моя полезла в середину стола за сахарницей. Я взял ее и положил пару ложек себе в чай, а затем вернул сахарницу на место.

– И как тебе у нас? – вдруг одарил меня вопросом дедушка.

– Могу сказать, что… Мне б так жить!

– Хе-хе. Да уж. Мы уже отработали свое, поэтому продали все предприятия и на старости лет решили осесть где-нибудь рядом с дочерью. Вот так мы и построили этот дом около семи лет назад.

«Предприятия?.. А что за предприятия?» – хотел было спросить я, но язык почему-то сплелся.

– Ты не из разговорчивых… – подметил дед.

– Да не то чтобы, просто… мне и вправду малость неудобно.

– Эх… Наоми уже всё сказала. Ты можешь расслабиться и чувствовать себя как дома. Мы тебе очень рады, поверь. И мы прекрасно осознаем, что наша внучка счастлива, когда ты рядом. А раз она счастлива, то и мы тоже. Понимаешь?

Я вник в эти слова. Мирай счастлива, когда я рядом. Правда ли это? Весь тот разговор она то и дело сидела с лицом-пионом, вторя мне как гостю. Что могло всё это означать? А почему я вообще задавался такими вопросами? Всё же было и так видно как на ладони. Чего я себе голову ломаю попусту… Всё правильно говорит Рой Прайс.

– Понимаю, – кивнул я, и краска с моего лица постепенно начала сходить на нет.

Мирай это заметила и тоже постаралась успокоиться. Далее весь обед продолжался в неспешном темпе, покуда не завершился, и у нас с Мирай снова появилось свободное время. Мы захотели сходить прогуляться по округе. Тепло одевшись, вышли из дома и направились знакомиться с поселком.

На улице было пусто. Ни души. Казалось, такое тихое место я наблюдал впервые в жизни. Снег тяжелым грузом оседал на крышах и в свете солнца ослепительно блестел, словно серебро. Вдох и выдох – и на душе легко. Вдох и выдох – только мы вдвоем. Я да Мирай. Что может быть прекраснее?

Сначала мы шли по маленькой тропинке, обволакиваемой морем снега, а затем перешли на основную дорогу, что стискивали минималистичные домики по обе стороны. Долго мы двигались молча. Оба внимали звукам природы, оба всматривались то в пустоту, то в домики, то в голые серые деревья. И на уме у обоих что-то вертелось. Лично у меня – выбор тем для разговора и желание раскрыть рот. И пока язык мой готовился к началу диалога, взгляд то и дело следовал за маленькой фигуркой чуть впереди. «Я влюблен, – повторил себе я. – И что же делать? Когда признаваться?.. Может, день рождения не есть лучший повод?»

В итоге я настиг Мирай и спонтанно промолвил:

– Улыбнись-ка, сестра!

И сразу же пожалел об этом. В голове тут же начался шторм, безжалостно перемалывавший мозг в кашу. Лицо мое преисполнилось мрака, сам я по какой-то причине начал идти быстрее своей подруги. Обогнал ее. Она всё еще была в легком удивлении от сказанного мной. А через пару секунд ласковые слова так и слетели с ее губ, заставив улыбнуться и меня, и ее саму:

– Я улыбаюсь, братец!

Однако мы словно поменялись ролями. На сей раз в моей улыбке не было искренности. Я отчетливо осознавал, что сморозил глупость. И клял себя всеми возможными проклятиями, которые только знал. Но… ничего плохого-то не случилось, так ведь? Мы оба улыбались, на лазурном небосводе, как будто бы робкими мазками краски, были налеплены пара-тройка облачков, летящих совсем рядом друг с другом и