Читать книгу "Железнодорожница - Вера Лондоковская"

в темно-синем костюме с бордовым галстуком. По кабинету распространился приятный запах одеколона. Мужчина был гладко выбрит, темные волосы аккуратно причесаны.

У меня сердце ухнуло куда-то вниз. Директор! И не какой-нибудь, а такого крупного транспортного предприятия!

— Вера Ивановна вышла? — спросил он. — А вы ко мне?

— Да. Здравствуйте, Василий Иванович.

— Заходите!

Ковровое покрытие скрывало стук каблуков, и, слыша лишь стук своего собственного сердца где-то у горла, я прошла за директором в его кабинет.

— Слушаю вас, — Василий Иванович уселся за свой черный блестящий стол, предложив мне устроиться в одном из кресел.

— Меня зовут Альбина, я жена вашего шофера Новосельцева, — начала я.

— Есть такой в третьем отряде, — директор нахмурился.

— Я с него вины не снимаю, — продолжала я, — он вчера напился в гараже, а значит, уже виноват.

Василий Иванович понурился:

— Да, есть у нас такая беда, — согласился он с тяжелым вздохом, — как получка — так пьянка! Что ты с ними будешь делать! Шофера! Элита рабочего класса! А пьют, как…

— Так вот, вчера была зарплата, а муж пришел домой без копейки денег, — я начала успокаиваться, и сердце уже не колотилось так бешено. — Сначала я подумала, что он попросту пропил их. Но что-то тут не сходится. Как возможно пропить столько денег? Вот даже если посчитать. Какая примерно у человека зарплата? Ну, скажем, рублей сто двадцать…

Директор с иронией рассмеялся:

— У нас шофера меньше четырех сотен не получают. Ну, может, самый молодой, который только пришел и полмесяца машину ремонтировал, тот получит рублей триста шестьдесят. А у тех, кто имеет хотя бы третий класс, зарплата четыреста рублей. Насколько я знаю, ваш муж — водитель первого класса. У него зарплата минимум четыреста пятьдесят, а то и пятьсот — если на ремонте не стоял.

— Странно, а я слышала, что зарплата, — я чуть не сболтнула «в Советском Союзе была», но вовремя спохватилась, — сто двадцать рублей.

— Сто двадцать рублей — это у инженера в каком-нибудь НИИ, — опять рассмеялся Василий Иванович, — они там весь день чаи гоняют да кроссворды разгадывают. Вот у них и может быть сто двадцать рублей. А мы прибыль везем государству! Вы знаете, какие километры эти машины наматывают, какой груз перевозят?

Он вдруг посерьезнел.

— Мне странно другое. Почему вы, законная жена, не знаете, сколько ваш супруг зарабатывает?

У меня внутри возник неприятный холодок. Все, вляпалась! Блин, блин, и как же выкрутиться? Но тут сам директор мне невольно помог.

— Я так понимаю, он ни разу полностью зарплату вам не приносил, — тихо произнес Василий Иванович.

— Да, так и есть. Так вот, я поняла, что пропить так много просто нереально. Ну, и решила приехать сюда на разведку.

Я передала наш разговор с Клавдией Васильевной.

— Только вы не говорите Фролову, кто его сдал. А то она боится, — закончила я.

Надо было видеть, как поменялось лицо Василия Ивановича от услышанного. Он весь побагровел, желваки заходили. Он неловко повел головой, как будто старался избавиться от тесного воротника с завязанным галстуком. Нажав на какую-то кнопку, он решительно выговорил:

— Вера Ивановна! Казарикина ко мне, срочно!

Через минуту в кабинет вошел тщедушный паренек в робе. Наверно, механик или слесарь. Шофера — те работали не в робе, а в обычной одежде.

— Что скажешь о Фролове? — обратился к нему директор.

— Рвачушка, — развел руками Казарикин, — из-за рубля сто метров в говне проплывет. Никому не помогает, не занимает. Наоборот, старается себе лишнюю копейку урвать.

— Было такое, что он у Новосельцева занимал и не отдавал? — директор вперил в паренька грозный взгляд.

— Было, — подтвердил тот, — было, что у пьяного выпрашивал и не отдавал. Новосельцев все равно потом не вспомнит.

Василий Иванович глухо простонал и ударил себя ладонью по лбу.

— Я думал, у нас хорошие ребята работают!

— Так и есть, почти все хорошие, — успокоил его Казарикин, — но ведь в семье не без урода.

Я, кажется, поняла: этот Казарикин — информатор директора!

Василий Иванович жестом отпустил Казарикина и опять нажал на кнопку:

— Вера Ивановна, Фролова ко мне, срочно! Пока он не уехал!

Вскоре в дверь деликатно постучали и на пороге возник молодой парень — низкорослый, со светлыми, торчащими, как у ежика, волосенками.

— Вызывали, Василий Иванович?

— Проходи, Фролов, и дверь за собой закрой! — вид директора не предвещал ничего хорошего для вошедшего паренька. — Итак, Фролов, поступила информация, что ты неоднократно выхаривал деньги у пьяного Новосельцева. Не отпирайся, свидетели есть.

Блеклые маленькие глазенки Фролова при этих словах расширились до состояния пятикопеечных монет, губы задрожали. И он едва не сполз по стенке на пол. Дрожащими руками он нащупал ближайший стул и хотел на нем примоститься.

— Тебе не разрешали садиться! — прорычал директор, вставая из-за стола.

— Да я же, Василий Иванович… я бы отдал… потом…

— А мне дочку сейчас кормить надо, — взвилась я, — потом — суп с котом!

Полумертвый взгляд рвачушки переместился на меня.

— Вы что, жена его? Так ваш муж все равно бы пропил…

— Не твое дело! — грохнул кулаком по столу Василий Иванович. — Он заработал, он и пропил! Значит, так, Фролов, сейчас с моим водителем поедешь к себе домой, возьмешь деньги, которые отнял у Новосельцева. А потом на моих глазах, с извинениями, отдашь их его супруге! Одна нога здесь, другая там!

Директор открыл дверь и вышел в приемную.

— Вера Ивановна, вызывайте Иванова, пусть на моей «Волге» отвезет Фролова до дома и привезет обратно!

— Слушаю, Василий Иванович, — донесся до меня услужливый голос секретарши.

Запинаясь на ровном ковровом покрытии, Фролов бросил на меня ошарашенный взгляд и вышел.

«А как ты думал? — ответила я ему мысленно. — Это Новосельцев с Альбиной люди простые — уж они бы никогда не додумались пойти с такой проблемой к самому директору. А я среди начальства столько крутилась, что меня голыми руками не возьмешь!».

Василий Иванович вернулся в кабинет и тяжело вздохнул:

— И ведь не пришьешь ему ничего. Воровства вроде нет — Новосельцев сам ему деньги отдал. Грабежа — тоже.

— Мошенничество, — пожала я плечами.

— Опять же, не хочется в милицию