Читать книгу "Раймон и Армель - Марина Орлова"

помещении, и даже заранее подготовленные для нее чудесные наряды не вызвали улыбки на тонком, побледневшем от болезни личике. Армель никогда не бывала в настоящих рыцарских замках, только видела издали глубокие, наполненные водой рвы и мощные каменные стены с узкими бойницами. За ними высился донжон, а над воротами и по всему периметру — боевые башни-бастионы. И только теперь, поселившись в замке, она узнала, как много внутри жилых помещений и хозяйственных построек — складов, амбаров, сараев, конюшен, загонов для скота. Были здесь и колодцы, и родник, который должен был использоваться в случае осады, и кузни, и ткацкие, и псарни, и соколятни, и многое другое. И, разумеется, была своя часовня, и даже библиотека, и прекрасный сад. Тогда, в первые дни пребывания здесь, ей казалось, что, выйди одна, она непременно заблудится, что никогда не сумеет запомнить расположение всех строений, залов, комнат и служб.

Проснувшись в свое первое утро на новом месте, она сначала не решалась встать, ибо не знала, как отдавать приказания здешним служанкам, многие из которых были одеты лучше ее. Но девушки оказались хорошо выучены и без каких-либо напоминаний наполнили лохань для мытья, а также принесли несколько больших кувшинов, чтобы остывшую воду можно было разбавить. Армель не желала, чтобы эти посторонние служанки видели ее обнаженной, ведь следы хлыста Бодуэна все еще оставались на ее плечах, и это было так нестерпимо стыдно, будто она сама совершила нечто преступное. Она позволила остаться помогать при купании только Берте, которая заодно смазала ссадины целебным бальзамом и еще раз заверила, что скоро они полностью заживут. «Главное, чтобы зажили раны на сердце», — подумала кормилица, помогая девушке вытереться. Прислужницы вернулись, только когда Армель позволила им это. Она уже оделась в тонкую полотняную рубашку и просторный мягкий халат и сидела у камина. Девушки красиво причесали ее волосы, но когда спросили, какое из платьев она желает надеть, Армель, даже не задумавшись, указала на первое попавшееся. Оно оказалось светло-розовым, с серебряной вышивкой в виде звёздочек по подолу и широкими, ниспадающими почти до пола навесными рукавами. Тончайшую талию дважды обвил пояс, сделанный в виде массивного серебряного шнура венецианского плетения. Ее подвели к гладко отполированному зеркалу, в котором она могла видеть себя в полный рост. Оттуда на нее глянула очень нарядная и очень грустная девушка, и Армель не сразу поняла, что это она сама. Ведь ни платьев, ни такого зеркала у нее никогда прежде не было. Хотелось, чтобы кто-нибудь позвал Берту, которая успела уже куда-то выйти, но просить об этом она не решалась, это могло показаться признаком боязни и слабости, а она ведь решила стать смелой и сильной. А сейчас — хотя бы выглядеть такой.

Одна из служанок доложила, что с молодой госпожой желает встретиться ее брат. Она до сих пор не видела его, знала лишь, что он не может ходить. Жить в одном доме, быть членами одной семьи и не общаться все равно невозможно, и они должны были познакомиться. Так почему не сейчас? Она передала через ту же служанку, что ждёт в своих покоях, и тут же прошла туда из опочивальни. Это было нечто вроде не слишком большой, но уютной гостиной со светлой, украшенной искусной резьбой мебелью и мягким меховым ковром, устилавшим весь пол.

Тяжёлая дверь открылась, впуская мальчика. Он въехал в кресле на колесах, которым самостоятельно управлял при помощи каких-то рычагов, расположенных на подлокотниках. Он был белокурый и голубоглазый, с правильными чертами лица. И, кажется, приветливый. Мальчика сопровождал слуга, который по знаку юного хозяина тут же оставил их. Армель тоже отпустила девушек-прислужниц и поклонилась брату. — Меня зовут Амори, — представился ребенок. — А вы Армель. Полагаю, вы знаете, что я ваш брат. Простите, если я помешал… Он улыбнулся искренне и немного смущенно, и Армель не смогла не улыбнуться в ответ. — Мне говорили, что сестра у меня красивая, — продолжал он, — и я вижу, что люди не солгали. Хотите, я вместе с папой покажу вам замок? — Можешь говорить мне «ты», Амори, — сказала она. И смущённо добавила: — Если, конечно, это не противоречит вашим правилам. — Ничуть! — заверил он. — И никаких особых правил тут не заведено. Мы с братьями всегда общались по-простому. Тебе бы они тоже понравились. Только их больше нет. Потом он по-детски бесхитростно рассказал, как тоскует по погибшим братьям, как после их смерти сам заболел и думал, что тоже умрет, и как потом умерла его мать. — Я сначала очень удивился, когда отец рассказал о тебе. Ведь никогда прежде я не слышал, что у меня есть сестра. А потом я даже обрадовался, хотя и было немного страшно, что ты не сможешь принять меня как брата. — Чему же ты радовался? — спросила она. — Ведь отец мог бы отдать всю свою любовь только тебе… — Но если я тоже умру, он будет не один, — объяснил Амори. — Это же хорошо, когда кто-то родной просто есть на свете. Я думаю, не надо сравнивать, кого любят больше, это же совсем не важно! И добавил с обезоруживающей прямотой: — Не подумай, что я зануда, просто я теперь точно это знаю… Да, наверно, он знал. Ведь он уже потерял троих близких людей, и какой мелочью теперь должны были ему казаться все пустые обиды! Армель помимо воли почувствовала, что этот мальчик, сын умершей баронессы, ее врага, неожиданно и так быстро вызвал симпатию. Он был так добр и искренен, с такой стойкостью переносил свое несчастье, что просто нельзя было таить против него зло. Ещё несколько дней назад Армель думала, что не сможет полюбить своего единокровного брата, а теперь вот была рада, что он будет показывать ей замок, и уже не чувствовала себя такой одинокой. Мальчик нравился ей все больше. Своим креслом Амори самостоятельно управлял в галереях и переходах замка, но по лестнице не мог ни подниматься, ни спускаться, в этом ему помогали слуги.

Что же это за болезнь, думала Армель. Ведь ноги целы, не сломаны, и человек мог ходить, а теперь не ходит. Берта узнала от слуг, что их маленький господин перенес страшную лихорадку, попав под ледяной дождь. Три недели был при смерти, а потом как-то выкарабкался, но с тех пор не ходит. На все Божья воля, и женщины сокрушенно качали головами в белых, туго накрахмаленных чепцах. Многие были рады, что мальчик так привязался к сестре, да и она к нему.