Читать книгу "Золотой дар - Джейн Энн Кренц"

— Не называйте меня шефиней, — наконец выговорила она. Потом отняла руку с ноги Джонаса и отхлебнула пива.

Последовало короткое молчание, во время которого Джонас тоже приложился к своей банке.

— А я никогда и не думал, что ты шефиня, — просто ответил он. — Ты настоящая тиранка.

— Неужели я произвожу такое впечатление? — Верити чуть сильнее сжала его икру.

Джонас поморщился.

— В эпоху Возрождения ты держала бы салон при дворе Медичи. Кружила бы головы мужчинам. А они лезли бы из кожи вон, стараясь угодить тебе… и называли бы не иначе как огненнокудрой тиранкой.

Верити ненадолго задумалась.

— Кажется, такие салоны обычно держали куртизанки?

Джонас неопределенно хмыкнул:

— Сказывается всестороннее образование?

— Мой отец заставлял меня кошмарно много читать, — задумчиво проговорила Верити.

— Ты права относительно большинства хозяек салонов. А что, тебе понравилась бы роль блестящей куртизанки? — Глаза его насмешливо сверкнули из-под полуопущенных век.

— Сейчас эта профессия потеряла былой шик, не Говоря уже б славе, но, думаю, в шестнадцатом веке, несомненно, это был выход для многих женщин. А также монастырь. Оба варианта предоставляли сильным, умным женщинам попытку обретения власти и могущества. Они давали шанс, и уже поэтому кажутся мне предпочтительнее любой другой карьеры.

— А как же замужество?

— Замужество? Знаете, брак и сегодня не слишком-то много дает женщине, а уж раньше — и того меньше… Разве что возможность умереть родами или стать личной бесплатной служанкой и наложницей мужчины. — Верити задумчиво помолчала. — Думаю, я избрала бы путь куртизанки.

По крайней мере это куда веселее, чем управлять монастырем! Мне бы понравилось царить в блестящем обществе умных, утонченных мужчин и женщин. Так и вижу, как они рассаживаются за столом — все в пышных, великолепных платьях — и обсуждают вопросы политики, поэзию, философию… Так ведь оно и было, верно?

— Почти. Только не забывай, что в те времена понятия изысканности и утонченности несколько отличались от нынешних. Считалось, что мужчина может служить образчиком хороших манер, если на приеме не чесал у себя в штанах. Кроме того, в салонах обсуждали отнюдь не только философию и поэзию. Одной из ведущих тем были любовные похождения. Ведь это была эпоха романтических интриг! Ренессанс вообще густо замешан на интригах — политических, социальных… ну и сексуальных, естественно.

Верити сладко вздохнула, калейдоскоп самых соблазнительных образов пронесся перед ее глазами.

— Как восхитительно… Даю гарантию — в моем салоне ни один мужчина не посмел бы прилюдно чесаться!

Я уже вижу себя в роскошном атласном платье с огромными прорезными рукавами… А еще я носила бы на пальце кольцо и хранила бы в нем смертельный яд, как Лукреция Борджиа.

— О великая сила штампа! — в отчаянии простонал Джонас. — Спешу тебя разочаровать — Лукреция вовсе не была злой ведьмой, коей живописует ее легенда. Это была просто глубоко несчастная женщина, которой фатально не везло в браке… А яды эпохи Возрождения, к твоему сведению, далеко не были такими ужасными, какими мы привыкли их считать. Алхимики прилежно трудились над их составлением и усовершенствованием, но им явно не хватало современных познаний. Отравление было делом хлопотным и весьма ненадежным. Поэтому если требовалось убрать с дороги противника, то, чаще всего прибегали к помощи банального кинжала или на худой конец шпаги.

— Ага… Понятно, — прищелкнула языком Верити. — Дуэли на узких улочках… Честь женщины отстаивалась в кровавом смертельном поединке… Я слышу звон клинков!

Джонас вдруг замер. Верити удивленно приподняла ресницы и встретила его тяжелый пристальный взгляд.

— Вам бы хотелось, чтобы двое мужчин в кровавом поединке оспаривали друг у друга право на вашу ночь?

— Какие глупости! — ужаснулась Верити. — Это всего лишь шутка! Я уже не в том возрасте, чтобы увлекаться подобными фантазиями… да еще в наше время! Впрочем, это вряд ли понравилось бы мне и в шестнадцатом веке!

Я не та женщина, из-за которой дерутся на дуэлях. Конечно, забавно поразмышлять на досуге о жизни шикарной куртизанки, но, честно говоря, я скорее всего ушла бы в монастырь. Женщины-настоятельницы должны обладать хорошими деловыми качествами, не так ли?

Джонас рассеянно кивнул:

— Несомненно. Управление монастырем сродни ведению огромного дела. Настоятельнице приходилось решать массу чисто финансовых вопросов. Она ведала сбором монастырской подати. Неусыпно наблюдала за работой членов обители. Думаю, ты в курсе того, что монашки обычно вносили лепту в монастырскую казну, занимаясь каким-нибудь ремеслом — прядением шелковой пряжи, например. А это, в свою очередь, означало необходимость решения других вопросов, в частности сбыта готовой продукции. Надо было также следить за обучением послушниц и новообращенных, смотреть за приготовлением еды, стиркой и уборкой. Но самое главное, пожалуй, заключалось в исполнении той особой роли, которую в то время играли монастыри. Настоятельнице надлежало быть тонким дипломатом.

— Что-то уж больно похоже на мою работу, — сморщила носик Верити. — Пожалуй, профессиональной куртизанке это оказалось бы не по силам. И все же я выбрала бы постриг.

Золото глаз Джонаса зажглось глубоким, таинственным светом. Рука его скользнула вверх по ноге Верити, коснулась ее бедра. Джонас не сделал больше ни единого движения, но Верити вдруг поняла, что теперь он сидит к ней гораздо ближе, чем раньше, и прикосновение его стало скорее интимным, чем успокаивающим. Тем временем Джонас выпрямился и убрал ногу с ее коленей. Верити замерла, не зная, что за этим последует и — самое главное — как к этому надо будет отнестись.

«Я ни за что не позволю ему целовать меня, — твердо решила она. — Такие вольности недопустимы с наемным работником! Совершенно недопустимы…»

— На твоем месте я был бы поосторожнее с выводами. Откуда тебе знать, какой женщиной ты стала бы в эпоху Ренессанса? Не думаю, что ты знаешь себя даже сейчас, — прошептал Джонас, глядя прямо на нее.

— Думаю, я хорошо себя знаю, — хрипло ответила Верити.

— Вот как? А я уверен, у тебя есть секреты, о которых ты даже не подозреваешь, маленькая тиранка. Может, поищем их вместе?

Она открыла было рот, чтобы посоветовать ему немедленно выбросить эту абсурдную мысль из головы, но все сердитые слова так и остались невысказанными. Губы Джонаса оказались вдруг совсем близко — и праведный гнев Верити умер, не успев родиться.

Его рот с головокружительной непосредственностью закрыл ей губы. Убаюканная теплой водой, массажем и пивом, Верити успела лишь подумать, что не стоит устраивать сцену из-за одного невинного поцелуя… И напрасно. Это был как раз тот самый поцелуй, который должен встречать решительный отпор у всякой порядочной женщины.