Читать книгу "Большая книга ужасов – 90 - Мария Некрасова"

Не сразу. Люди не слетают с катушек за один день. Просто усталость, как и злость, накапливается. Сперва мать его раздражала по мелочам: «Не мельтеши!», «Не мешай!», «Не трогай!». За этим следовали словечки, за которые девчонки в школе бьют по губам, но это же просто слова, на то он и взрослый, чтобы снимать стресс словами. УСерёги-то была тренировка, друзья, соцсети, а унего… Потом он швырнул на пол тарелку горячего супа («Недосолила!»), иСерёга с матерью долго отмывали стены. Потом долго извинялся, ссылаясь почему-то на футбол (кто-то кому-то проиграл), даже пытался помочь со стенами, но быстро передумал. И вроде ничего особенного, они даже со смехом об этом вспоминали потом. До того жаркого июльского дня, когда мать надела кофту с длинным рукавом. Серёга не хотел понимать, да он даже не заметил сперва, дня два она так проходила, пока до него дошло.

Он носился с друзьями во дворе, гонял в футбол. Был уже вечер, а солнце жарило, все были без футболок, хотелось стащить с себя ещё и кожу, чтобы было не так жарко. И тут мать: идёт домой через двор, в этой кофте с длинным рукавом. Серёга и тогда не сразу понял. Просто подбежал, как обычно, просто спросил, потому что удивился, с него-то уже семь потов сошло, а она…

–Тебе не жарко?

Она изменилась в лице, как будто её поймали на чем-то нехорошем, её, не отца. …И горло тоже было закрыто. Тонким летним, но всё равно неуместным в этой жаре шарфом.

Первой реакцией было: «Убью!» Короткое слово, как будто оно может что-то решить. Серёга бегом взлетел на свой третий этаж, мать бежала следом и кричала почему-то: «Ты не так понял!»,– хотя понял он уже достаточно. Отец ждал их на пороге. Бритый, в кои-то веки, с пылесосом, чего вообще не бывает. Сказал:

–Наконец-то вы дома!– повернулся спиной и пошел греть ужин. Трудно убить того, кто спиной к тебе греет тебе ужин. Мать ещё что-то нашёптывала ему в прихожей, что-то пыталась объяснить про «незлой», про «устал» идаже про «сами разберёмся». А что тут было объяснять!

И лето скомкалось в неудачный черновик. Серёга уже не торчал дотемна во дворе, едва завидев мать, идущую от остановки, бежал с ней домой, чтобы быть рядом, чтобы не допустить, тогда ещё отец его всё-таки стеснялся. Потом, уже осенью, Серёга здорово сломал руку на тренировке, так сломал, что о тренировках, наверное, придётся теперь забыть. Вот тогда и началось по-настоящему.

Всё вокруг: друзья, школа, соцсети, всё сжалось в одну крутящую боль, потому что рука болела. Серёга часто вскакивал ночью от этой боли, шёл на кухню за таблеткой и, проходя мимо родительской спальни, прислушивался в надежде услышать храп. Спящие люди не распускают руки.

Иногда, когда погода позволяла, они с матерью гуляли до ночи, потому что боялись идти домой. Ужинали в кафешке, там же Серёга делал уроки. И это было неплохое время: они много болтали и полюбили греческую шаурму. Мать рассказывала бородатые анекдоты и всякое смешное о своей юности, всё, лишь бы не говорить об отце. Если Серёга настаивал, отмахивалась: «Он устал, он не злой»,– и вот это вот всё, что ничего не объясняет. Она даже утешала его, его, Серёгу. Говорила, что это ненадолго, что всё проходит, всё кончается, они ещё будут вспоминать и смеяться.

Однажды она заехала за ним после школы и куда-то повезла. Сказала: «Сюрприз»,– он и не спрашивал. Это было уже зимой. Тут и там на улицах мелькали наряженные ёлки, гирлянды, а настроения не было. Серёга морщился от больной руки и старательно изображал улыбку, чтобы мать не расстраивать. Думал, что она везёт его покупать новогодний подарок. Какую-нибудь ненужную дребедень, телефон там или приставку. Ничего тогда не хотелось, в мире была только боль.

Они заехали на какую-то грязную стройплощадку, мать вышла из машины, заставила выйти Серёгу, хотя холодрыга была та ещё, и торжественно показала куда-то в небо.

–Мы убежим,– шепнула она, хотя кроме них там были только работяги. Они суетились под огромной серой новостройкой, одной из трёх таких же серых, унылых.

–Дом ещё не сдан, но квартиры уже продаются. Так дешевле. Какой этаж хочешь?

«Убежим»! Кажется, даже рука перестала болеть. Серый безликий домище как-то сразу представился своим. Серёга прямо увидел свою новую комнату, неважно, какие там обои, важно, что там спокойно, и не больно, и не вскакиваешь по ночам, прислушиваясь к чужому храпу. «Убежим», не «уедем», а убежим, потому что если найдёт – убьёт. Серёга думал об этом уже спокойно, без страха, как о причине и следствии. Серёга хотел высокий этаж. Самый высокий, чтобы видеть всё.

Сто, нет, семьдесят шесть раз он приезжал сюда один. Иногда прогуливал школу, если уроков было много, ему же ещё надо было встречать с работы мать, а это другой конец города. Садился в автобус и приезжал. Смотрел, мечтал, привыкал. С любопытством разглядывал будущих соседей, которые, как он сам, смотрели, мечтали (часто вслух, громко, на всю стройку споря о цвете обоев или ещё какой неважной ерунде). Серёгу это забавляло. Он подолгу стоял напротив дома, уже его дома, смотрел на свои, уже застеклённые окна, и боль в руке отпускала. Он не сожалел, что надо будет менять школу, и одрузьях во дворе. С того дня, с самого лета, они все куда-то подевались, рассыпались, как мелочь из переломанной руки. Они не ссорились, нет, просто Серёге надо было домой, а они играли в футбол. Серёге надо было быть рядом с матерью, а они звали гулять. Когда случается беда, ты всегда остаёшься один.

Он даже успел познакомиться с парочкой работяг со стройки. Они здоровались на ломаном русском и приглашали обедать к себе в вагончик, а не мёрзнуть тут. Серёга поначалу стеснялся: иотказываться неудобно, и разделять с работягами их последний «дошик», нередко один на двоих. Потом придумал: выходил на остановку раньше и покупал на всех свою любимую греческую шаурму. Они обедали в маленьком вагончике, болтали на адской смеси русского с английским и немного таджикским. Анзур даже научил его смешной песне, Серёга уже ни слова из неё не помнит, а напомнить некому, потому что Анзур пропал.

Это было уже весной. Во дворе уже была детская площадка, подземная парковка, даже строительного мусора почти не было. Анзур сБилолом уже установили сантехнику в новенькой квартире с голыми серыми стенами, искаляканными неприличными рисунками,– строители разные бывают. Уже работал лифт, Серёга радостно влетел на свой двадцать пятый этаж, с тремя новенькими табуретками и пакетом шаурмы. Сперва он должен дождаться мастера, устанавливающего железные двери, а потом Анзур сБилолом покажут ему, как штукатурить стены. Он не хотел тянуть, ждать окончания ремонта, и мать не хотела. Им надо было бежать. Серёга всё сам сделает одной левой, он научится, он уже большой, только поскорее, только надо бежать…

Билол был один. Он стоял на балконе и смотрел куда-то вдаль на большой город, ставший маленьким с этой высоты.

–Он не убегал, Серёжа!– он сказал это вместо: «Здравствуй», и голос был не такой, как обычно.– Не убегал, не мог, не хотел, не заплатили нам ещё, чтобы убегать!– Он говорил скороговоркой, Серёга с трудом разбирал слова.– А этот лысый говорит: «Ничего не знаю!» Не знает он. «Сбежал,– говорит,– и все дела. По документам его здесь и не было». Что я его семье скажу! Почему начальникам плевать на людей?