Читать книгу "Башмаки на флагах. Том 4. Элеонора Августа фон Эшбахт - Борис Вячеславович Конофальский"

упала, потухла, а человек сразу стал орать и тыкать мечом в темноту.

— Помогайте! — кричал Ёж, прижимая человека дверью.

— Воры! Собаки! — кричал в ярости муж.

— Помогите, помогите, грабят! — горланила в покоях женщина, срываясь на визг. Тут же тише, переводя дух: — Господи, спаси! — и снова с визгом: — Помогите, стража!

— Дьявол! — Волков, чуть не налетев на клинок мужчины лицом, поднялся наверх, к Ежу, чудом в полумраке нашёл руку, что сжимала оружие, и с силой вырвал, вернее выломал его из пальцев человека. — Дай сюда!

— Ах ты мерзавец! А ну не сметь! — рычал тот в ответ.

— Помогите! — орала женщина.

— Свет, дайте мне свет. — говорил кавалер, скидывая оружие с лестницы вниз.

Тут же он схватил человека за горло и, приоткрыв дверь, втолкнул его в покои. Кинул на кровать, после чего женщина наконец заткнулась и престала орать.

В комнате появился Ёж со своей лампой, да и Сыч уже поднял с пола свечу, разжёг её. И подошёл к кровати, на которой в простыне прятались голая, всхлипывающая женщина и почти голый мужчина. Сыч поднёс свечу к ним поближе:

— Он, экселенц?

Волков подошёл, присмотрелся. Седая голова, хотя сам ещё телом крепок. Белая бородка франта. Глаза хитрые. Да, это был фон Эдель, доверенное лицо графа Малена. Он держался за кисть руки, видно, Волков неслабо ему помял её, когда выворачивал из неё оружие.

И тот, конечно, тоже узнал кавалера, стал ему улыбаться весьма злорадно и задиристо говорить:

— А, Эшбахт, чёртов грабитель, вы теперь уже не только купчишек грабите на реке, вы уже и за горожан принялись!

— Что вы мелете, негодяй! Я не граблю вдов и бюргеров.

— Да уж, не зря вас зовут раубриттером, — словно не слышал его фон Эдель, глядя Волкову в глаза.

Странно, но его слова, впрочем, имеющие под собой основания, но кавалера задели.

— Замолчите, мерзавец, кто бы то говорил! — он с таким видом подошёл к кровати, так страшны были его сжатые кулаки и мрачно лицо, что женщина стала подвывать и тянуть к своему рту простыню. — Мне вашу хулу слушать недосуг, я воин и брал то, что мне по праву меча полагалось, и при том ни имени, ни лица не прятал, а вы подлый убийца, трус, бьющий из темноты, исподтишка и чужой рукой.

— Что вы несёте, глупец? Кого ещё я убил? — с вызовом отвечал фон Эдель. — Ну, скажите, кого?

— Пытались убить меня, а убили честного и благородного человека, кавалера фон Клаузевица.

— Чушь! Глупость! Вы глупец, Эшбахт! — начал смеяться фон Эдель. — Я к тому делу не имею никакого отношения. Никакого! А если вы пришли меня убить, так не ищите себе оправданий, делайте ваше дело, но видит Бог, я не виноват в смерти фон Клаузевица.

— Убить вас? Чёрта с два я дам вам так просто умереть. Вас ждёт суд.

— Что за вздор! Вы мне не судья! Много вам чести будет судить меня! — выкрикнул фон Эдель.

— Конечно не судья, вас будут судить судом чести дворяне графства!

— Да? — мерзавец стал смеяться. — У вас, что, есть свидетель моего преступления?

Волков повернулся к Сычу и сделал ему знак. Сыч кивнул и вышел на пару мгновений из комнаты, и тут же вернулся, таща за собой на верёвке бриганта.

Тот, придя на свет из темноты, немного щурился. Озирался по сторонам.

— Сюда смотри, сволочь, — Фриц Ламме подтащил его к кровати. — Видишь этого господина?

Разбойник уставился на ухмыляющегося фон Эделя. Тот в ответ смотрел на него, так и говоря: ну, давай уже заканчивать этот балаган.

А Волков вдруг почувствовал, что всё идёт не так, как надо. Он ещё глаз бриганта не видал, смотрел на того сбоку, но уже видел — что-то не так.

— Ну, чего молчишь, подлец? — Сыч дал затрещину бриганту. — Что вылупился, словно в первый раз видишь? Этот человек тебе платил?

Но разбойник Сычу не ответил, он повернулся к кавалеру и только помотал головой: нет, не этот.

— Я говорил вам, Эшбахт, что вы дурак? — радостно воскликнул фон Эдель и засмеялся. — Что вы там насчёт суда болтали?

Волков быстро подошёл к бриганту, пальцами своими железными схватил того за шею, да так, что тот от боли оскалился и завыл, нагнул его ближе к приспешнику графа, к самому лицу того, и, сжимая свою хватку ещё сильнее, прошипел:

— Внимательнее смотри, сволочь! Внимательнее! Ну?! Он давал тебе деньги?

— Нет, господин. Не он, — кряхтел от боли бригант.

— Ты же говорил, благородный, седой, — шипел от злости Волков. — Говорил, что с бородой.

— Я говорил, что тот был в щетине.

Наконец кавалер отпустил шею разбойника.

— А каков был тот?

— Волосы того были седые, но до плеч. А у этого короткие, — вертя головой и разминая шею, отвечал разбойник.

— Седые до плеч? — переспросил генерал.

— Да, и сам он был старее этого господина.

Волков схватил его за руку, потащил из покоев на тёмную лестницу, спрашивая на ходу:

— Старее? А ещё что у него было особенного?

— Голос, — отвечал бригант.

— Голос? И какой у него был голос?

— Чуть отдавал карканьем ворона. Знаете, из горла его на букве «р» вырывается звук, как ворон каркает.

— Карканьем ворона, — повторил кавалер. — Карканьем ворона.

Кажется, он знал человека с седыми волосами до плеч, который говорил именно так.

— Эй, Эшбахт, так когда у меня будет суд? — кричал ему из покоев фон Эдель. И смеялся, мерзавец.

И это он делал явно зря, так как кавалер, отпихнув кого-то, кто стоял у двери, влетел в комнату, подбежал к кровати и наотмашь, со всей тяжестью своей нелёгкой руки, влепил насмешнику оплеуху. Так тяжела была та оплеуха, что фон Эдель слетел с кровати. Лежал, схватившись за щеку, и негромко сыпал ругательствами в адрес обидчика. А генерал ему и говорит:

— Коли обиделись, дражайший фон Эдель, так шлите мне вызов. Приму его обязательно. Но оружие выберу сам. И никаких чемпионов. Только вы и я.

Глава 5

Верное дело было и вдруг сорвалось. Если бы не усталость, может, злился бы. А так он только ехал молча по ночному городу и обдумывал слова бриганта: седой, волосы до плеч, каркает, как ворон. Волков знал, кто это. Может, причина у этого человека, что организовал нападение, и не была очевидна, но она была.

«Да, жаль, что фон Эдель и граф тут ни при чём, как хорошо было бы устроить над фон Эделем дворянский суд и чтобы на суде он признался в том,