Читать книгу "Тень доктора Кречмера - Наталья Миронова"

— Это мне на учебу, — говорила Вера, хотя мама слышать не хотела ни о какой учебе.

…Она сама не понимала, как ухитрялась все успевать. Училась, убирала, готовила, покупала продукты, возилась в саду, занималась с учениками… Когда мать в очередной раз приступила к ней с разговором о том, что она должна вносить заработанные деньги в общий котел, Вера спросила:

— Мама, а ты никогда не задумывалась, сколько прибавочной стоимости ты из меня выжимаешь?

Лидия Алексеевна смутилась. Кругом уже властно заявляла о себе новая жизнь, разрешили ИТД — индивидуальную трудовую деятельность, — росли, как на дрожжах, кооперативы, но ей, родившейся в 1950 году, этот язык был хорошо знаком. Она не нашлась с ответом, промолчала и больше не заводила разговора о деньгах.

Конечно, Вере хотелось купить себе что-нибудь. Ей надоело донашивать вещи за старшей сестрой. Лора любила одеваться ярко, броско, а Веру такая одежда тяготила, она все время старалась прошмыгнуть незаметно. Но она твердо решила уехать учиться в Москву и почти не трогала деньги. Купила универсальную черную юбку с белой блузкой и пару практичных туфель, а остальное берегла до решающего часа.

* * *

На темно-синей «мыльнице» дяди Вити, отлаженной, надо было признать, на диво, Коля и Вера объездили весь нелепый, растянувшийся на сто пятьдесят километров город Сочи, даже живописные отроги Красной Поляны, в те годы еще не так свирепо охраняемой…

Колю поражало, сколько у нее знакомых. Вера могла помахать с другой стороны улицы какой-то женщине и на ходу бросить ему:

— Это куратор нашего художественного музея, она покажет нам запасники. В нашем музее есть интересные картины, только их до недавнего времени не выставляли…

И они пошли в музей, причем в те часы, когда он официально был закрыт. Женщина-куратор впустила их в залы, где Вера и Коля смогли в полном одиночестве насладиться радостными и солнечными картинами Машкова, Куприна, раннего Кончаловского и других художников русского авангарда, рисунками Серова и Кустодиева.

В пустом здании музея, выстроенного в 1936 году в стиле «сталинский ампир» (Коля называл его «стиль вампир»), было жутковато, и Коля начал дурачиться. Объявил себя привидением — диким, но симпатичным — и принялся изображать Сталина, заставляя и Веру, и женщину-куратора умирать со смеху.

— Я вас спрашиваю, таварыщы, — вопрошал Коля с грузинским акцентом, оглядывая зал хитрым сталинским прищуром, — что дает такое, с пазваления сказать, ыскусство трудовому народу, таварыщы? Таварыщ Ленин учил нас вскрывать сущность явления, нэ задэрживаясь на его буржуазной или феодально-крепостнической оболочке. И я вас спрашиваю, таварыщы, где тут у нас человек труда? Другого народа, таварыщы, у меня для вас нэт, а нашему народу такое буржуазное ыскусство ны к чему. Нам, таварыщы, нужны наши савецкие Гоголи и Щедрины… — И тут же, «выйдя из образа», Коля процитировал знаменитую эпиграмму Благова:

Мы — за смех! Но нам нужны

Подобрее Щедрины

И такие Гоголи.

Чтобы нас не трогали.

Потом куратор провела своих гостей в запасники и показала сокровища так называемого «Мзымтинского клада», конфискованного у «черных копателей». Выслушав страшный рассказ о судьбах «черных копателей» и «проклятого» сочинского золота, Коля решил развеять мрачное впечатление. «Мзымтинский клад» поразил его прежде всего тем, что все эти древние украшения оказались удивительно похожими на «фенечки» современной молодежи.

— Надо же, столько лет прошло, а ничего нового не придумали! — заметил он, весело подмигнув, и женщины опять рассмеялись.

…В самшитовую рощу в 1992 году не пускали вообще никого, но Веру с Колей пустили. Казалось, Вера знает какое-то волшебное слово, отмыкающее людские сердца. На его вопрос, уж не обучала ли она математике сторожа или его внука, Вера только улыбнулась. Коля заметил, что смеется она редко: обычно ее громадные серые глаза хранили строгое, немного печальное, а чаще — увы! — испуганное выражение. Он изо всех сил старался ее развеселить. Он готов был пройтись колесом, лишь бы вызвать искорки смеха в серебристой глубине этих глаз.

Но самшитовая роща — вековые тисы, поросшие мхом и перевитые лианами, величественно-мрачные обрывы, дикие заросли самшита — сама по себе настраивала на грустный и созерцательный лад. Здесь, под сводами сплетающихся ветвей, царил странный зеленоватый полумрак, отчего казалось, что они двигаются под водой. Коля притих и лишь время от времени переводил взгляд с окружающих красот на задумчивое лицо Веры. В этом зеленоватом полумраке легко было молчать. Впрочем, молчать с Верой всегда было легко. Она с грустной улыбкой призналась, что молчание удается ей лучше всего.

Они провели в заповеднике целый день, но даже голода не почувствовали, настолько целебным был насыщенный особым самшитовым ароматом воздух.

Покинув заповедник, Коля с Верой двинулись к машине мимо высокого забора. За забором кипела стройка, рычали какие-то мощные механизмы.

— Крутая машинерия! Прямо «Время, вперед!», — заметил Коля и вопросительно оглянулся на Веру.

— Это дача… — Вера назвала имя певицы, женщины, отличавшейся не только могучим голосом, но и весьма впечатляющей комплекцией ему под стать.

Коля решил «оттянуться» после заповедника.

— А-а, я все понял: она тут строит мавзолей. Хочет впасть в анабиоз и проспать до трехтысячного года.

— Да ну тебя, — со смехом отмахнулась Вера, — что ты такое говоришь?

В этот момент ворота открылись и на улицу с дачного участка выехала бетономешалка.

— Вот видишь, — как ни в чем не бывало продолжал Коля, — один саркофаг привезли, но она в него не поместилась.

Они шли и смеялись еще целый квартал.

Когда Коля и Вера сели в машину и выехали со стоянки, их обогнал девятиметровый черный лимузин, одна из еще редких по тем временам иномарок.

— Это наш городской голова поехал, — сказала Вера.

— Очень удобно, — живо отозвался Коля. — Если умрешь за рулем, в этом же катафалке тебя и на кладбище отвезут.

На этот раз Вера не улыбнулась в ответ. Коля затормозил на светофоре и покосился на нее.

— У меня папа умер за рулем, — ответила она на его вопросительный взгляд. — На машине разбился.

— Прости, я не знал.

— Ничего. Все в порядке. — Вера заставила себя улыбнуться.

— Ты его очень любила, — догадался Коля.

— Да. И он меня любил. Мне его очень не хватает.

— На самом деле Сочи не такой уж большой город, — сказала Вера, когда они покупали фрукты на рынке в Мукапсе, где она тоже здоровалась с каждым, и все продавцы приветствовали ее как добрую знакомую, хотя это было довольно далеко от дома. — Это сейчас сезон, курортников много, а зимой мы остаемся наедине с собой.