Читать книгу "Смерть в губернском театре - Игорь Евдокимов"

десять. Затем в дверь флигеля стучала хозяйская служанка. Сначала она приносила горячей воды для умывания (занимаясь этим процессом Павел довольно фырчал, уделяя все приличествующее внимание своей роскошной бороде), а следом – и горячий завтрак. После завтрака следовало аккуратно одеться и отправляться в гимназию.

За час до начала занятий Руднев выходил из ворот дома на улице Стрелецкой, по-кошачьи жмурился на раннем осеннем солнышке (а светило в описываемые дни еще пригревало), ежился от налетающего волжского ветра (который уже нес дыхание будущей зимы) и пешком шел на работу, постукивая тросточкой о редкие булыжники немощеной в остальном улицы. У губернаторского дома он сворачивал направо и всенепременно проходил сквозь Карамзинский сквер, устланный ковром из опавших листьев. Легко взбежав по ступенькам крыльца, Павел входил в двери гимназии, вручал трость и шляпу классному надзирателю и поднимался по ажурной лестнице с кованными перилами в форме ключей в свой кабинет. Его он тоже проветривал, перелистывал классный журнал и освежал в памяти нужные темы. В 8:30 присоединялся к другим преподавателям и ученикам на утреннем молебствии, откуда с первой группой гимназистов возвращался в класс.

Преподавание Руднев любил, учеников своих – тоже, а те отвечали историку взаимностью. Он стал самым молодым из преподавателей гимназии и уроки свои, к вящему удовольствию слушателей, вел бодро и увлеченно. Не засыпая гимназистов сухими датами и описаниями событий, Павел рассказывал о делах давно минувших дней в красках, стараясь каждый эпизод, будь то эпоха князя Владимира или взятие Казани, дополнить интересной деталью. А учитывая, что в губернской гимназии учились дети лучших семейств города, то принесенные детьми рассказы о молодом и оригинальном преподавателе, да еще и нездешнем, привлекли к нему доброжелательное внимание общества. Руднев неоднократно приглашался званые вечера и просто добрососедские посиделки в гостиных на Дворцовой. А некоторые семейства с девицами на выданье даже начали проявлять к Павлу совсем уж предметный интерес, каковой ему льстил и даже мог бы возыметь определенные последствия, но… В конце сентября по приглашению Прянишникова он заглянул на репетицию театра, увидел Бетси – и дворянско-купеческие дочки перестали его интересовать…

Обедал Павел в компании других преподавателей в столовой гимназического пансиона после окончания уроков. Если обязанности не требовали от него задержаться, он пешком отправлялся в Карамзинскую библиотеку при дворянском собрании (хотя найм экипажа и не требовался – здание располагалось за все тем же губернаторским домом). Там Павел несколько часов проводил в читальном зале, иногда изучая литературу по учебной части, иногда – читая беллетристику в свое удовольствие.

Когда солнце начинало клониться к закату, Руднев выходил из библиотеки на бульварный променад, вытянувшись вдоль края холма, и не спеша отправлялся в сторону дома. Эти постоянно сокращающиеся сообразно осеннему календарю минуты были его любимым временем дня. Он брел по аллеям, любуясь игрой солнца на разноцветных листьях и удлинившимися тенями, раскланивался с новыми знакомцами, тоже вышедшими на вечерний променад, мальчишески пинал упавшие на землю каштаны, и уже в сумерках приходил домой. Тут его планы менялись изо дня в день. Он мог остаться дома, или отправиться по приглашению в гости, или даже навестить ресторацию Прянишникова, в надежде застать после репетиций Бетси.

Собственно, в вечер понедельника Руднев и планировал набраться смелости и навестить Костышеву, ради чего даже пожертвовал всегдашним променадом. Репетиции в театре официально остановились на время поиска замены Татьяне. Неофициально – после убийства актеры крайне сомнительно относились друг к другу, как бы они не уверяли полицию в том, что не питают подозрений к коллегам. В результате Бетси закрылась в своих мебелированных комнатах на втором этаже дома по Московской улице. Павел отправил ей записку в воскресенье, но она остались без ответа. Теперь же Руднев имел два важных козыря: он намеревался явиться лично, а с собой нес восхитительно ароматный пирог с осенними яблоками, испеченный матерью гимназиста Димы Заварзина – Наталья Андреевна была безмерно благодарна за то, что ее сына восстановили в школе. Хотя Павел объяснял, что его помощь в данном вопросе оказалось незначительной: когда директор узнал от него, что мальчика исключили из-за козней покойного преподавателя Нехотейского, то сразу же принял Диму обратно. Однако в семействе Заварзиных за молодым учителем теперь закрепился поистине героический образ, в результате чего ему регулярно перепадало от кулинарных щедрот Натальи Андреевны.

С пирогом подмышкой, Павел двинулся в гости. Сначала он спустился по Чебоксарской до Большой Саратовской, прошелся по бульвару (куда более приятственному на вид, по сравнению с пыльным унынием лета), и свернул направо у Вознесенского собора, когда часы на колокольне прозвенели четыре пополудни. Затем он миновал огороженный деревянным забором сад и пришел к деревянному дому по соседству с торговой лавкой. Тут-то на втором этаже и квартировала Бетси.

Хозяйская служанка, открывшая дверь, попыталась объяснить, что гостья не принимает, но Рудневу не составило труда убедить ее подняться и доложить о его визите.

К его удивлению, вместо служанки по лестнице практически слетела сама Бетси, схватила его за руку и выпалила:

– Я буду считать это знаком! Пойдем!

Костышева потянула его за собой, бросив попавшейся по дороге служанке, чтобы та подала чай. Вслед за Бетси Павел оказался в небольшой, но со вкусом обставленной гостиной. У окошка стоял накрытой белой ажурной скатертью стол и два стула. Часть комнаты отгораживала ширма, за которой, видимо, располагался импровизированный дамский будуар. Осмотреться дальше ему не дали – актриса практически силой усадила его на стул, устроилась напротив и заявила:

– Мне нужна твоя помощь, иначе я сойду с ума!

– Ой! – только и смогу выдавить от неожиданности Руднев, вжавшись в спинку стула. – То есть, конечно! Всем, чем смогу!

– Нам нужно найти убийцу Танечки! – тон Бетси явно не терпел возражений.

– Послушай, этим занимается полиция…

– Во-первых, им веры нет! – отрезала актриса. – Во-вторых, они этим заниматься могут долго, а нам надо торопиться, иначе спектакль сорвется, и плакала моя главная роль! В-третьих… Ты же понимаешь, что Таню убил кто-то из театра? Как ты думаешь, могу ли я сейчас спокойно играть с ними на одной сцене, держа в уме, что среди них душегуб?!

Опешивший от напора Руднев был вынужден признать, что аргументы смотрелись убедительно.

– Но почему мы?

– Потому, что я знаю каждого человека в театре. Причем так, что полиции не узнать никогда. А ты мне рассказывал, как помог своему другу раскрыть убийство в гимназии, – она взглянула прямо на Павла и подозрительно сощурилась: – Или это была всего лишь ложь, чтобы меня заинтриговать?

– Нет, что ты! Но… – замотал головой Руднев.