Читать книгу "Башмаки на флагах. Том 2. Агнес - Борис Конофальский"

Но как карета скрылась из виду, он подумал и решил, что всё графиня делает правильно. И что к герцогу правды искать поехала, и что сына взяла с собой. Несчастная вдова с ребёнком, что родственниками притесняема, могла ведь герцога уговорить дело разрешить нужным для себя способом. Конечно, могла, коли она так хороша собой, да ещё и пару капель приворотного зелья при себе имеет. А могла и за «братца» слово замолвить, чем чёрт не шутит.

В общем, всё складывалось ему на пользу. И дом строить для графини нет уже нужды, и в его доме, под его крышей, бури улеглись. Госпожа Ланге, тоже глядя вслед выезжающей со двора карете, заметила язвительно:

— И слава Богу, авось при её распутстве при дворе герцога она точно приживётся. Там таких любят.

— Она не распутнее прочих, — холодно заметил кавалер, которого отчего-то раздражали подобные слова про графиню.

— Разумеется, мой господин, извините мою женскую глупость, графиня для всех нас образец целомудрия, — сказала Бригитт голосом, в котором не было и намёка на раскаяние, сделала ему книксен и пошла в дом.

«Дрянь. Злая, упрямая, дерзкая дрянь».

Конюх барона фон Деница был человек дородный, крупный и, видно, не бедный. Звали его Вунхель. В Эшбахт приехал он на крепком возке, чтобы поговорить с купцом-коннозаводчиком Ламме о конях. И был немало удивлён, когда увидал Сыча и Ежа в трактире. Ни тот, ни другой вовсе не были похожи на коннозаводчиков. А похожи были и вовсе на людей опасных, может даже и на разбойников. Конюх немного успокоился, когда пришёл Волков. Они уселись за лучший в кабаке столик, пиво им приносил трактирщик лично.

— Значит, ты конюхом состоишь при замке? Вунхелем тебя кличут?

— Именно, господин, — с уважением говорил Вунхель, отхлёбывая пиво. — Состою конюхом при бароне фон Денице, зовут меня Вунхелем.

— А скажи мне, конюх Вунхель, что там у вас с бароном?

— А что с бароном? — явно не понял вопроса конюх.

— Болеет, выздоровел?

— Господа хорошие, а что же мы, про коней говорить не будем? Я сюда полдня ехал, чтобы про коняшек поговорить, у меня есть кобылки добрые, может, у вас есть жеребцы, может, вы скрестить желаете? А уж как жеребят делить, так договоримся, — заговорил Вунхель как-то отстранённо, глядя в кружку с пивом.

— Слышь, дядя, — Сыч положил свою крепкую руку на руку Вунхеля, — про коняшек мы потом поговорим с тобою. А сейчас отвечай, пока тебя по добру спрашивают. Говори, что с бароном вашим?

— А что с ним? Ничего с ним, — отвечал конюх всё ещё неохотно. Видно, на эту тему ему говорить совсем не хотелось.

— Болен барон? Здоров? Может, помер? — предлагал варианты кавалер.

— Чего ему помирать-то? — удивлялся конюх. — Молод да здоров, крепок как бык.

— Он же ранен был на войне, когда Рёдль погиб, — напомнил кавалер.

— О! — Вунхель махнул рукой. — Так то когда было, уже давно выздоровел наш барон, да и не болел он, пришёл после той войны…

Тут он замолчал, понял, что болтает лишнее. Стал коситься на Сыча.

— Ну, дядя, уж начал так заканчивай, — Сыч пихнул его в рёбра локтем.

— Люди добрые, а зачем оно вам? — начал киснуть конюх.

— Надо, значит, — оборвал его Сыч, — раз спрашиваем, значит надо.

— Ну, вам-то оно может и надо, а мне-то оно к чему, все такие неприятные разговоры? Господа ой как не любят, когда слуги про них с другими господами говорят.

Фриц Ламме молча достал талер, подкинул его со звоном ногтем большого пальца. Талер упал на стол, завертелся, а Сыч прихлопнул его рукой:

— Ну, говори, был ли ранен барон, когда пришёл с войны?

— Может и был, мне о том не известно, знаю, что коня своего отличного он угробил, пешком пришёл.

— Не мог он не болеть, — упрямо сказал кавалер. — Как он с болтом в башке сам ходил? И не помогал ему никто?

— Добрый господин, да про то мне не известно, — Вунхель даже руки сложил, как в молитве. — Говорю же, знаю, что без коня он был, и всё. Вернулся без коня.

— Доктор в замке был?

— Когда?

— Да всё последнее время, — уже начинал злиться кавалер. — Последний месяц в замке доктор какой-нибудь жил?

— Коли приехал доктор на коне, на муле или на мерине, да пусть даже на осле, я бы про то знал, — заговорил конюх. — Всяк свою скотину он у меня в конюшне ставил бы, но никаких коней новых за последний месяц в замке не появлялось. Разве что доктор пешком пришёл или привёз его кто.

— А барон, значит, не хвор? — уточнил Сыч.

— Да вот как вы, к примеру, такой же хворый. Два дня назад с господами рыцарями на охоту ездили, кабанов привезли. Каждый день куда-нибудь ездит, дома-то не сидит.

— А дядя барона, господин Верлингер, что в замке делает?

— Живёт да хозяйничает. Недавно приехал и вроде как управляющим при бароне остался.

Волков уже не знал, что и спросить. Всё, всё было не так, как он думал раньше. Всё было странным. Или конюх врал?

— А ты барона видел в последний раз близко?

— Да как вас, господин. Прибежал Клаус — мальчишка, что при бароне посыльный. Велел шустрых коней седлать к охоте и любимого коня господина, на котором он на охоту ездит. Я со своими помощниками оседлал, кого сказано было, псари собак во двор вывели, барон сразу с господами рыцарями и вышел. Сел да поехал. Вечером приехали, кабанов привезли. Я у господина коня забрал. Он сказал, что конь припадать стал на левую заднюю. Я посмотрел, так и есть: подкова треснула.

— На лице у него должна рана свежая быть, — произнёс Волков.

— Я его лица сильно не разглядывал, господин.

— Разглядывал, не разглядывал, там рана такая, что её издали должно быть видно, не могла она так быстро зажить, — уже злился кавалер. — На лице, ему в лицо болт попал, так быстро такие раны не зарастают. И вообще до конца не зарастают, шрам на всю жизнь остаться должен.

— Уж простите господин, не видал я никакой раны у господина, уж извините, не приглядывался, — отвечал конюх.

Волков сидел, молча ерошил на темени волосы пятернёй, думал, думал и всё равно ничего не понимал. Потом молча встал и пошёл из кабака прочь.

Доехал до дома, где жили молодые господа, там встретил Максимилиана и спросил у него сразу:

— Вы видели, как был ранен барон?

— Нет, кавалер, я же при отце был на холме с пехотой, а вот Гренер как раз был при атаке рыцарей, сам вторым рядом ехал, хвастался о том. Позвать его, он как раз только что вернулся?

Нет, звать он его не стал, сам пошёл в дом, в котором жил его выезд. Давно он тут не был. Дом стал настоящим логовом молодых мужчин. Прямо у порога в беспорядке брошены сёдла. Уздечки путаные висят на гвоздях. Сёдла дорогие — видно, это сёдла молодых Фейлингов. Тут же кирасы у стены стоят. На лавке шлемы, подшлемники в беспорядке валяются. Потники. Стёганки. Оружие брошенное. Ни в чём порядка нет. За длинным столом беззубая девка сидит с одним из послуживцев Фейлингов, из общей миски с ним похлёбку ест. Сидит на лавке, подобрав подол, поджав ноги под себя, так что подвязки чулок на коленях видны. Сразу видно, шалаву из кабака притащили. Ещё одна девка, из местных, расхристанная, с непокрытой головой и голыми руками, полы метет.