Читать книгу "Тайну прошепчет лавина - Людмила Мартова"

Он поцеловал ее в висок, прижал к себе, как делал всегда, потому что ему нравилось слышать ее дыхание. Она вообще вся – от кончиков пальцев на ногах до макушки – была его собственностью и ничего не имела против.

– Если мы останемся в Москве, то нам будет нужен свой угол, – сказал он мягко. – Я знаю, как ты мечтаешь стать москвичкой, и уж если ради моей мечты я должен тебе изменить, то ради своей ты имеешь право сделать то же самое. Через месяц мы будем квиты. Ровно через месяц, и никакого продления контракта.

– Он издевается над нами, он хочет нас рассорить, разлучить, – робко сказала она и снова заплакала. – Что, если случившееся изменит нас настолько, что мы никогда уже не будем прежними?

– Ерунда, – убежденно ответил он. – Мы – это мы и всегда ими останемся. Он думает, что гораздо умнее нас, так давай его обхитрим. В конце концов, если в жизни выдается шанс продвинуться вперед, за него нужно цепляться. Мы с тобой – команда, так давай пройдем через это и выйдем победителями вместе.

Придя утром на работу, они нашли профессора, чтобы сказать ему, что согласны. Контракт должен был быть составлен письменно и заверен нотариусом. Как сказал профессор, у него был нотариус, готовый за мзду заверить и более спорные сделки.

– Ровно месяц, – твердо сказал мужчина, – и никакого продления контракта не будет. Я останусь вашим замом и правой рукой, вы будете назначать меня на все стоящие операции, ваша дочь уволится из больницы, а на имя моей жены будет оформлена однокомнатная квартира. И мы больше никогда не вернемся к разговору об этом.

– Как вы скажете, – пожал плечами Мефистофель. – Я не буду ни на чем настаивать. Мои условия абсолютно прозрачны. Ты на месяц переезжаешь в квартиру моей дочери, а твоя жена отправляется в то самое жилье, которое через месяц станет ее собственностью. Я буду приезжать туда пару раз в неделю. И в течение этого месяца вы не должны ни видеться, ни созваниваться. Это все. Документ будет готов сегодня к двум, как я и говорил. До этого времени вы еще можете передумать. Если вы передумаете после подписания контракта, но до его истечения, то ты должен будешь, во-первых, уволиться, во-вторых, выплатить мне пять миллионов рублей.

– Пять миллионов? – изумленно спросил мужчина. – Но у меня нет таких денег.

– Я рискую однокомнатной квартирой в Москве и психикой своей дочери. Ты тоже должен чем-нибудь рисковать, – пожал плечами Мефистофель. – Тебя никто не заставляет подписывать этот документ. Еще раз – до двух часов сегодняшнего дня вы можете отказаться от нашей сделки без всяких для себя последствий.

Разумеется, они не отказались. Это был их осознанный выбор. Как показало время, неправильный. За месяц ему понравилось быть правой рукой ведущего хирурга, превратившись из мальчика на побегушках в самостоятельную единицу, проводящую сложнейшие операции. За месяц стало очевидно, что его карьера идет в гору, которая будет гораздо менее крутой, если подниматься в нее в статусе зятя профессора Малиновского, отца его внуков.

Истеричная доченька профессора через месяц уже была беременна. Да и истеричность ее оказалась лишь легкой экзальтированностью от упавшей ей на голову влюбленности. Рядом с любимым человеком она казалась вполне себе уравновешенной, хотя все так же безумно влюбленной.

У молодой пары была четырехкомнатная квартира в Москве, а также предоставленный в их полное распоряжение профессорский дом в Подмосковье. Отказываться от всего этого ради первой жены мужчина был не готов. За те четыре недели, что он ее не видел, ее образ немного потускнел в памяти, их милые привычки стерлись и стали казаться менее важными, не идя ни в какое сравнение с теми удобствами и перспективами, которые дарила новая любовь.

В день истечения контракта он подал на развод. Она плакала и умоляла передумать, а он грубо ответил, что ему не нужна порченая баба, целый месяц трахавшаяся с немолодым профессором за квартиру. Да, квартира у нее теперь действительно была. Однокомнатная, просторная, светлая квартира в одном из спальных районов. А вот семьи не было. Лишь огромный шрам от предательства, проходящий через всю душу.

Ее муж был ее первым мужчиной, Мефистофель – вторым, а сколько их было потом, она не помнила, потому что никогда не считала. Несмотря на то что с каждым новым романом она заключала некий новый договор, пусть и не прописанный на бумаге, и однокомнатная квартира была счастливо поменяна на двухкомнатную, куплена неплохая машина, освоены заграничные курорты и модные бутики, на руинах прошлого построена новая жизнь, совершенная много лет назад ошибка была ей совершенно очевидна.

Понимал ли он, что тоже совершил ошибку, жалел ли о ней? На эти вопросы можно было ответить только здесь, в «Оленьей сторожке». И эта возможность виделась ей и наградой, и наказанием одновременно.

Глава третья

На горе было ветрено. Патриция сто раз похвалила себя за правильно выбранный теплый костюм и тот самый бафф, который она так предусмотрительно купила, но мороз, усиленный ветром, все равно кусал лицо.

Путешествие на вершину склона на подъемнике оказалось захватывающим приключением. Патриция вертела головой и то и дело ахала, как от красоты, открывающейся ее глазам, так и от все увеличивающейся пропасти под ногами. Высоты она боялась. Руками в теплых перчатках она держалась на металлические прутья крепко-крепко, и все равно внутри все сладко замирало от ужаса, который она старалась не показывать сидящему рядом Павлу.

Тот, казалось, ее замешательства не замечал, а сам и вовсе его не испытывал. Сидел спокойно, ни за что не хватался, в руках держал лыжи с палками и вообще вел себя как заправский горнолыжник, которым, собственно говоря, и являлся. Его спокойной уверенности Патриция немного завидовала.

– А как вас близкие зовут? – спросил вдруг он. – Честно говоря, ваше имя звучит несколько необычно для российского уха.

– Близкие? – не поняла она.

– Ну, родители или муж.

– У меня нет ни родителей, ни мужа, – довольно сухо сообщила она, потому что тема эта была довольно болезненна, хотя с годами уже не причиняла такой боли, как раньше. Патрицией меня назвал папа и звал всегда полным именем, потому что оно ему очень нравилось. Мама и бабушка предпочитали вариант Пат, брат дразнил Тришкой, словно я соседская собачонка. Друзья называют по-разному, кто Пат, кто Триш, муж использовал первый вариант, пока мы с ним не развелись. Некоторые предпочитают полное имя. Я привыкла, поэтому мне все равно.

– Можно звать вас Триш? Мне это напоминает английский детектив, – улыбнулся он.

– Любите детективы? Я тоже, – оценила Патриция, – зовите, как хотите.

– С вашими родителями что-то случилось? – спросил собеседник. – Про развод с мужем я уже понял.

– А вы довольно бесцеремонны. Да, родители умерли. Так уж случилось, что один за другим. Довольно давно. Остался брат, но мы с ним не особо близки.

– Когда я остался один, это оказалось тяжело, – признался вдруг Павел, и Патриция с изумлением посмотрела на него. Подобных откровений она не ожидала. – Моя бесцеремонность связана с тем, что мне до сих пор интересно, как реагируют на трагедию, унесшую их близких, разные люди. Я оказался не готов.