Читать книгу "Лицеист - Валерий Пылаев"

Вроде вспоминаю, хоть и местами туго. Четырнадцатый – можно сказать, бездарь. Десятый после лицея – слабенько, но уже кое-что. Восьмой в Костины двадцать пять – неплохо, а в мои шестнадцать – совсем круто… конечно, если осилить аттестацию, что пока в принципе невозможно.

Но и это все равно не пятый, как Ольги Михайловны. А есть ведь еще круче… но высшие магические классы – удел наследников княжеских родов. И то не всех – и уж точно не сразу.

– А дед?.. – на всякий случай уточнил я.

– На покой уходил на третьем, – отозвался Костя. – А сейчас – кто ж его знает. Может, уже и второй бы потянул. Да толку–то…

– Сильно. – Я прикинул в уме свои перспективы. – Ты говорил, что и я через двадцать лет…

– Да ты погоди! Это же все те-о-ре-ти-че-ски, – Костя проговорил по слогам. – А как оно будет – сейчас все равно не поймешь. Так что пока не высовывайся… И с Воронцовым больше не связывайся, понял?

– И чего это не связываться? Вроде…

– А того, что он тебя убьет. – Костя нахмурился и чуть придавил газ. – И не смотри, что еле на девятый класс натягивает. Взрослый Одаренный, единственный сын в семье без отца – Источник близко. Его учили контролю магии… Хреново, но учили.

А меня – нет. Да, я в одночасье стал сильнее почти в десять раз. Чувствую родовой Дар, пытаюсь поймать странную энергию вокруг – и ловлю! Буквально трогаю пальцами… Вот только сделать с ней пока ничего не могу.

– Ладно, – буркнул я.

– Да ты пойми, что не в нем дело. Воронцов – это так, фигня на постном масле. Гонки, разборки – для тех, кому заняться нечем.

На лице Кости на мгновение проскочило то ли недовольство, то ли сожаление – давно ли он и сам был таким? Беззаботным шалопаем, которому не приходилось занимать место деда в Госсовете и тащить на себе все семейные дела.

– Из этих тебя никто пальцем не тронет. А тронет – я по стенке размажу, – продолжил Костя. – Но если кто–то прознает, что ты к двадцати с копейками имеешь неплохой шанс выйти на седьмой класс – жизни тебе не дадут.

– Почему?

– По всему. В первую очередь – хорошая наследственность. Как стукнет семнадцать, за тебя девки передерутся. И не только девки. Взрослым барышням всей это фигни с венчанием и кольцами не особо надо, они на это дело… смотрят попроще. – Костя хмыкнул, покраснел, скосился на меня – и, похоже, решил не развивать тему. – Моргнуть не успеешь, как к чужому роду так привяжут, что не дернешься. Или полиция захочет себе забрать. Или Тайная канцелярия, а там и военные подтянутся. А может, и сама государыня Императрица пожелает… ко двору.

– Ага, – кивнул я. – И какой из этих вариантов самый нормальный?

– Честно – никакой. – Костя свернул с круговой дороги и выехал на Царскосельское шоссе. – Не одни, так другие сожрут и не подавятся. Только пусть это хотя бы будет попозже, когда ты наберешься… ума. Пока дед жив еще ничего, а там… сам понимаешь.

– Понимаю. Ладно, разберемся.

До самого дома мы не разговаривали. Оказалось уже не о чем – да и желания не было. За городом Костя, наконец, дал волю могучему мотору. Под капотом радостно зарычало, «Чайка» вильнула в левый ряд и полетела, набирая скорость и обгоняя грузовики, автобусы и мелкие легковушки.

Но неприятности обогнать не смогла даже она.

Странное предчувствие накатило даже раньше, чем мы свернули за указатель «Елизаветино», который Костя чуть не прозевал. Родовое гнездо Горчаковых встретило нас приветливым солнышком и ровными домиками, выстроившимися по обеим сторонам дороги. Отовсюду буквально веяло тишиной и покоем, но за всей этой пасторалью уже назревало… что–то.

Похоже, в комплекте с подросшим Даром мне досталось и сверхчеловеческое чутье. Оно взвыло еще за километра-полтора до усадьбы – а Костя безмятежно рулил, пока за поворотом не показалась знакомая черная ограда.

– А это что за?.. – пробормотал он, едва не впечатавшись носом в руль.

– А это, Кость, проблемы. – Я протяжно вздохнул и взялся за ручку двери. – Те самые, про которые ты говорил.

Темно-серая машина стояла почти у самых ворот. Я не мог разглядеть эмблему, но уже понял: агрегат серьезный. Конечно, не «Понтиак», но тоже что–то американское, навороченное и крутое. Разве что годом чуть постарше.

Глава 7

– Дуэль? Да я вам такую дуэль устрою!

Дед громыхнул кулаком по столу. Так, что подпрыгнули не только телефон, чернильница и курительная трубка, но и мы с Костей. Годы – шутка ли, едва не сотня – почти отняли у главы рода Горчаковых ноги, но в руках силы было еще предостаточно.

И не только в руках. Во все стороны разошлась волна такой мощи, что я всерьез начал переживать за стекла. Причем не только в усадьбе, но и во всем Елизаветино. Делами уже давно занимались отец с Костей: дед ушел на покой, когда мне было лет пять-шесть… но примерно раз в полгода напоминал, кто здесь НАСТОЯЩИЙ князь Горчаков.

И тогда со стен летела штукатурка, а иногда и доски с кирпичами. Домашние прятались по углам, и село будто вымирало примерно на полдня. А потом все возвращалось на круги своя: дольше ослабевшая с возрастом дедова память обиды не удерживала.

– С ума посходили?!

Вся усадьба вздрогнула до основания, и стул, на котором я сидел – махина из резного дерева весом килограмм в десять – вместе со мной сдвинулся на полметра назад. А Костя даже не покачнулся: похоже, успел выставить какую–то хитрую защиту, которую я не смог даже разглядеть.

Да уж. Учиться мне еще и учиться. И шансов против взрослого Одаренного немного… Да что уж там – вообще никаких.

Имени секунданта я так и не запомнил: рослый темноволосый парень передал, что его сиятельство князь Воронцов требует сатисфакции – и поспешил удалиться. Видимо, быстро сообразил, что с деда станется вышвырнуть его из усадьбы. Так что отдуваться приходилось нам с Костей.

– Шиш тебе, а не дуэль! – Дед выставил вперед руку, сложенную в незамысловатом исконно русском жесте. – Понял, свиненыш?

В гневе Горчаков-старший мало походил на почтенного господина дворянской крови. Скорее в нем появлялось что–то от богатыря с картин прошлого века: такое же кряжистое, могучее, рвущееся из-под толстого махрового халата, с которым дед не расставался даже летом. Он велел брить себя каждое утро, но даже без усов и бороды вид имел суровый, если не сказать грозный. Наверное, из-за кустистых бровей, соперничавших по густоте с остатками шевелюры и бакенбардами.

– Милостивый государь… дедушка, – осторожно заговорил Костя, – ты бы полегче, что ли…

– Полегче?! Да ты что, не видишь, что этот дурак задумал?

Мне показалось, что я даже слышу, как Костина защита тихонечко трещит, проминаясь. От деда исходила такая силища, что будь Воронцов здесь – сам наверняка принялся бы извиняться, каясь во всех мыслимых и немыслимых прегрешениях.