Читать книгу "Пари на красавицу - Ирина Муравская"

А я это та-а-ак хорошо чувствую…

— Ну, разумеется, встал, — даже бровью не повёл. Непрошибаемый пофигизм. Зато у меня зашкаливающая неловкость. — Это чистая физиология. Ты ж не уродка, чтоб не было никакой реакции.

— Не уродка — это такой синоним "красивая"?

— Если тебе от этого приятней…

Мне никак не приятней. Я просто хочу, чтобы между нами снова соблюдалась дистанция. Метра в три. Нет, лучше в четыре. В идеале все шесть. Тупизна происходящего просто поражает. За стенкой по нужде справляются, а мы тут у не особо стерильного унитаза чёрте чем занимаемся…

Да когда вы там закончите! Сколько можно облегчаться? Вы что, весь кофе из автомата выдули? Памперсы тогда надевайте! Ещё и ржут. Что они там обсуждают? Из-за предательской пульсации в ушах толком не могу разобрать их трёп.

Зато превосходно чувствую, как один за другим сдают боевые посты хрупкие девичьи нервишки, ощущая постороннее дыхание, рисующее обжигающий след на моей щеке. Крыша тихонько отправляется в дальнее плаванье. Чух-чух паровозик, чух-чух.

Зажмуриваюсь, считая до десяти, но сбиваюсь на "три на резиночке". Начинаю отсчёт заново. Щас же, блин, не выдержу и сделаю сыкунам сюрприз, выскочив из кабинки, как стриптизерша из тортика. А-а-а! Спасите меня, люди добрые…

Глеб

Вот её плющит. Челюсть стиснута, ноздри раздуваются, кулаки сжаты. Вся обдёргалась. Переминается с ноги на ногу, словно самой по-маленькому надо. Но, сдаётся, это такая реакция не на мочевой пузырь, а на меня. Правда непонятно: от перевозбуждения или отвращения?

Я так точно возбудился. Пускай сколько угодно считает меня озабоченным, но когда об тебя нервно трётся красивая девушка, сложно концентрироваться на чём-то другом. А тут ещё и комбо: милое смущённое личико, пылающие щёчки и тяжело вздымающаяся грудь.

Мальвина одевалась неброско: футболки, да джинсы, часто вообще спортивки, но привлечь внимание умела не хуже расфуфыренных кукол. Лишнее подтверждение, что не всегда есть смысл из кожи вон лезть, чтобы запомниться. Некоторым для этого делать вообще ничего не приходится.

Покровская во всяком случае ничего не делает, а меня так и подмывает сейчас поцеловать её. И по приколу, и потому что… да потому что хочется. Почему нет? Вероятно мне после влепят пощёчину, но слишком уж соблазнительно она кусает губы. Нельзя ж так! Я, может, тоже хочу их покусать…

Б***. Невезуха. Затянул и проморгал вспышку. Её спасает шорох по ту сторону, скрип петель и стихшие голоса. Праша вылетает из кабинки, как чумная. Не могу сдержать смех, слишком уж забавно наблюдать за ней. Ай да я, ай да молодец. Вот что я называю: "вывести из зоны комфорта". Один — один. Будем считать, что это такая месть за прятки под кроватью.

— Что такое? Завелась? — каверзно интересуюсь я.

— Я тебе кто, машинка с шестерёнками, чтобы заводиться? — шикают на меня, забираясь с ногами на подоконник и открывая форточку, чтобы впустить в нужник свежий воздух.

— Куда полезла, чучундра? Сейчас навернёшься, — хочу благородно придержать её, но в ответ слышу шипение. То шикает, то шипит. Ей гадюки, часом, не родственницы?

— А ну лапы подобрал! Пять шагов от меня! ДЕСЯТЬ! — едва не полетев ласточкой вниз гневно взвизгивает она, спрыгивая обратно на пол. Ещё и пятится, как будто я сейчас наброшусь.

— Ух ты, как тебя зацепило-то, — вовремя уворачиваюсь и кусок мыла пролетает аккурат над моей головой, врезаясь в стену. — Перелёт, — тут же спасаюсь от пинка. А у неё хорошая растяжка! Почти достала. — А теперь недолёт. Попробуем ещё раз?

— Да пошёл ты, — вытягивая из пластикового бокса сухие салфетки, рассерженно вытирает мыльные руки Мальвина. — Вернее пошла я, пока ты меня тут не изнасиловал.

Так. А вот это уже обидно.

— Совсем монстра из меня не делай! Никакого принуждения. Всё исключительно по взаимному согласию. Кого хочешь спроси!

— Ой, завались.

Никто ни у кого ничего спрашивать явно не собирается. Зато собирается реально свалить. Ловлю Покровскую у выхода.

— Стой, ты ж так и не договорила. Что там я должен делать? Ну с Леркой-то.

— Точно не тискать её в туалете.

— Да не очень-то и хочется, честно говоря. Она мне вообще никогда не нравилась. В данном случае это вынужденная мера.

Ох, как на меня посмотрели. Ох, как посмотрели. Насквозь прожгли синими вспышками. Глаза у неё, конечно, реально охрененные. На них можно конкретно залипнуть.

— Бедненький. Силой заставляют на плохую тётю залезть, — язвит Праша, корча моську.

— Не залезть, а охмурить, — напоминаю я.

Секс — это вишенка на торте и, по сути, моя личная блажь. Типа очивки. Никто ведь не проверит. Поставленная задача звучала предельно чётко — влюбить в себя и бросить. Бросить ярко, громогласно и прилюдно. Жестоко? Да, возможно. Но и Титова особо не заморачивалась с резкими словечками, отшивая меня на днях. Так что теперь это дело принципа.

— Что ж, — Мальвина потеряла терпение. По ней видно. У неё вообще все эмоции на лице написаны, она их совершенно не умеет прятать. — Могу дать только один совет: покупай руководство для чайника. Называется: как красиво ухаживать за девушкой, чтоб она померла от любви.

— Ухаживать?

— Ухаживать, милый, ухаживать. Понимаю, слово в твоём лексиконе новое, непонятное, но придётся его изучить. Цветы, комплименты, свидания, томные взгляды, зазубривание сопливых стихов… всё, как завещали нам предки.

Морщусь, словно разом заныли все зубы.

— Стихи? Издеваешься?

— Нисколько, — сочувствующе хлопает меня по груди. Какая у неё горячая ладошка. Чувствую это даже через футболку. — Запасайся терпением. Девушки, нормальные девушки, а не твои одноразовые глупышки, любят ушами. И любят поступки. Удачи.

***

Катаюсь по городу уже, наверное, больше часа. Новенькая Honda VTR 250, взамен безвременно почившему Харлею, лихо мчится по дорогам, изящно обгоняя никуда не спешащие автомобили. Для водителей я очередной самоубийца, но скорость помогает отвлечься и выкинуть из головы недавний малоприятный разговор с отцом.

Он велел, именно велел, отец давно уже не просит, появиться в его офисе, чтобы в очередной раз отчитать меня и напомнить о важности репутации нашей фамилии. Репутации. Ха. Это говорит мне человек, у которого когда я зашёл, на столе преспокойно сидела с раздвинутыми ногами секретарша. Даже не моргнула при виде посторонних. Шлюха. Какая уже по счёту я давно сбился. Он их меняет каждый месяц.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Короткий разговор в очередной раз не принёс ничего кроме раздражения. «Помни наше соглашение», «у тебя есть обязанности», «ты обещал подчиняться». Обещал. И миллионы раз пожалел об этом, но в очередную из моих шумных гулянок (уровень шума определялся количеством полицейских машин и размером штрафа) папаша психанул и поставил условие: либо я перестаю портить его предвыборной кампании рейтинг, либо он лишит меня денег. Всех. Всего наследства.