Читать книгу "Уникальный элемент - Юлия Сергачева"

— Наверное, рыскал по нашему следу и нашел разбойничью стоянку, — Элия счищала песок с тускло блеснувшего нагрудника. — И слопал все, что там бросили.

— Повезло.

Бесследно исчез огнестрел и все припасы.

В разрыхленном песке обнаружились еще черные головешки, один посторонний сапог, клок измочаленного кустарника, Брюсов нож и потрепанный блокнот. Брюс машинально поднял и прочел первую строчку на грязной странице под заголовком «Мой долг»: «…обед в трактире: половина серебряка и десять медяков…» Лист был кропотливо исписан до конца.

…Где это было? У Желтых мельниц, конечно. Вотчина воздушных магов, странное местечко… Кхе-кхе… Да, кашель с тех пор и душит, из-за этих проклятых мельниц… Все тогда в ход пустили: и огнеметы, и водометы, и пищалки… Пищалки? Дудочки такие особые… Не, не как у пастушков. От этих у тебя в голове мутнеет, а после и вовсе мозги из ушей текут… Да только не помогло, земляки ж не людей против нас выводили… Нет, какой командир, я тогда еще молокососом был необстрелянным! Но помню все, а как же… Первыми рядами они глинотопов пустили. Мы-то их поначалу за людей приняли. Лица молодые, человечьи, только на один лад все, двойняшки. Улыбаются жутко так, неподвижно, даже когда от огнеметов чернели в головешки… Кхе-кхе… А следом поднятые шли… В смысле покойники. Уж тогда и стало по-настоящему страшно. Среди них мы своих бывших товарищей примечали… Почему покойников вторым потоком? Ну, у земляков тоже принципы были. Големы — они глина, их не жаль. А покойники все же люди, хоть и бывшие… Тут понимание надо…

* * *

Дождь прекратился, но, как скромный ухажер, не решался удалиться и топтался рядом, грозя вот-вот вернуться. Низкие, рыхлые тучи мятым холстом обложили небо до самого окоема.

Костерок недовольно плевался сгустками горького дыма. Развешанное вокруг для просушки содержимое уцелевшей седельной сумки вяло колыхалось на кольях. Воняло болотом.

Брюс уныло простукивал подобранным камнем край мятого шлема, надеясь вернуть ему хотя бы видимость прежних очертаний. Если раньше тот был просто плоским, то теперь сильно смахивал на черепаху, которую распирает проглоченный комплект геометрических предметов… Больше всего выпирал куб.

И как удалось создать такой резкий угол, пользуясь округлым булыжником?

…Шелестели деревья, перебирая костлявыми пальцами ветвей пряди соседских крон. В основном здесь росли вербы и плакучи, опутанные у подножий косматыми зарослями русалочьих гнезд.

Что-то Элия задерживается…

Поколебавшись, Брюс отложил в сторону злополучный шлем и двинулся к ручью, что прятался за стеной плакуч.

Не то чтобы Брюс старался подкрадываться, но вот если бы он кряхтел, сопел и топал, никогда бы не узрел удивительную картину — Элию, увлеченно лупившую кулаками воду в заводи у ручья.

— …из-за меня!.. Будь я проклята!.. Все из-за меня!..

Еще не так давно Брюс бы согласился с приступом подобной самокритики, переходящей в бичевание отражений, но сейчас приблизился к девушке и перехватил занесенные мокрые кулаки.

— Эй, ты чего?

Она дернулась, попытавшись высвободиться, обернула усеянное каплями лицо и тут же отвернулась, перекосившись. Плакала? Или просто брызги так разлетались?

Ручей торопливо бежал мимо. Взбаламученная заводь постепенно успокаивалась, отражая склонившуюся девушку, невнятный силуэт Брюса, растопыренные руки верб, обступивших крошечную заводь. Стали видны разноцветные голыши на дне.

— Что случилось? — осторожно осведомился Брюс.

Стиснутые кулаки девушки разжались и холодные мокрые пальцы все же выскользнули из его ладоней.

— Я проклята. Я несу только разрушение! Всем, кто рядом, — не глядя на него, Элия снова с размаху шлепнула по только что успокоившемуся отражению.

— Глупости… Чего это ты вздумала? Ты слегка сумасшедшая, но в целом безопасная… Если на любителя острых ощущений, так и вовсе находка, — неуклюжая шутка отклика не встретила, и Брюс плюхнулся рядом на сыто хлюпнувший бережок.

Помедлив, обнял девушку за плечи. Не так, как в пустыне, скорее по-дружески. Она напряглась, но не вывернулась. Светлые пряди растрепались и намокли, косо облепив лицо. На заострившемся носу даже веснушки выцвели. С дрожащего подбородка соскальзывали капли.

— Ты очень славная. И добрая. И красивая… Ты прости, что я тебе наговорил сгоряча. Не слушай дурня!

— Ты не дурень.

— Все равно не слушай. Ты очень хорошая. И все у тебя будет хорошо.

— Не будет, — строптиво возразила Элия. — Никому я не нужна! Всем от меня только проблемы.

— Ну, по-своему это даже пикантно… И вообще, что значит «никому не нужна»? Я лично за тобой уже полмира прошел.

— Не ради меня. Ради себя… и этой своей Айки.

— Хм-м…

— Я приношу несчастье тем, кто меня любит… Это, наверное, побочный эффект проклятия. От него не убережет ни баронский титул, ни смерть.

— Это ты о чем? — осторожно осведомился Брюс, больше интересуясь последним из сказанного, но Элия предпочла разъяснить про титулы.

— Я сама этого не помню, но вся замковая челядь считает, что барон сразу сдал после моего рождения. Будто именно я забрала из него всю жизнь своим появлением.

— Неправда, — Брюс тоже руководствовался слухами, но рискнул возразить, — все, напротив, считали, что рождение дочери сделало барона счастливым, а раньше… Ну, в общем…

Он вспомнил Дьенка и огрызок его воспоминаний: «…Ты разбудила мою душу от спячки, малышка…» А вдруг тень — это сам барон Загорский? Стоит ли сейчас упоминать их обоих?

— Ты ничего не знаешь, — устало отмахнулась Элия, не заметив его сомнений. — Все слишком сложно. Барон души во мне не чаял, но именно мое рождение сгубило его… И Дьенка.

— А Дьенк тут при чем?

— Я предала его, когда мы с тобой… Там, в пустыне. Он видел это и наверняка решил, что… Это было последней каплей. Он помог мне. Заставил разбойника развязать веревки… А ему нельзя было так поступать! И теперь его больше нет, он расточился!

Так. Вот оно что.

— С чего ты взяла, что его нет? Он и раньше, случалось, пропадал… И вообще, вон же он! — Брюс наугад ткнул пальцем. — Я его вижу.

— И он передает мне привет, — даже не подняв головы, вздохнула Элия. — Ты лжешь.

— Ну, привет, допустим, не передает.

— Не ври, Брюс. Я знаю, что ты не видишь Дьенка… И я его не вижу.

— Ага. Значит, все-таки вы мне морочили голову оба… И ты его тоже можешь видеть?

— Только отражения, — уныло подтвердила Элия. — В воде, в зеркале… Я хорошо умею читать по губам, так что мы могли даже разговаривать. Когда ты спал.

Брюсу вдруг вспомнилось, как изменилось лицо Элии еще в тот давний вечер, когда он пытался усыпить ее, насыпав травы в похлебку. Мигом представилась искаженная физиономия Дьенка, беззвучно кричащего и жестикулирующего из пряного варева…