Читать книгу "Менты не ангелы, но... - Данил Корецкий"

Баринов с замами пришел ровно в девять, Петрицкий зашел сразу за ними и действительно сел в первом ряду.

— Итак, задача номер один, — привычным, хорошо поставленным голосом начал начальник РОВД. — Это скорейшее обезвреживание разбойной группы под кодовым названием «Налетчики»…

Привычная песня… Оперативное совещание прошло быстро и без осложнений: Шабанова уже почти не мутило, и голова приходила в норму — тренированный организм привычно восстанавливался. Правда, он ничего не запомнил, но это неважно: можно взять суточную сводку, поступившие ориентировки и быстро войти в курс дела…

Выйдя последним, Виктор выпрямился, придал себе значительный вид, прошел в конец коридора мимо ожидающих вызова свидетелей и потерпевших, отпер деревянную, залапанную сотнями рук дверь с табличкой «Следователь Шабанов», зашел в кабинет и закрылся прямо перед носом у толстого парня с повесткой в руках.

Надо привести себя в порядок. Пока ему везло, должно везти и дальше. Хлопнула открываемая банка, из отверстия потянулся легкий ароматный дымок, будто волшебный джин спешил предложить свои услуги. Он залпом выпил полбанки: ледяное пиво осадило бурлящую в животе гадость и сразу взбодрило, возвращая к жизни. Только туфли неимоверно жали, будто «испанский сапог» — средневековое орудие пыток испанской инквизиции. Он разулся и испытал неимоверное облегчение. Жизнь налаживалась.

— Э-эх, хорошо! — развалившись в кресле и положив ноги на стол, Виктор стал медленно потягивать свое холодное лекарство. Сам себе он казался сейчас американским шерифом из крутого голливудского фильма. Только носок рваный, но это ерунда. Приятная прохлада растекалась по жилам, тело наливалось привычной бодростью, голова прояснилась, прошла тошнота. Не так страшен черт, как его малюют! Вот уже и мысли о еде не вызывают отвращения, через часик можно зайди в чебуречную по соседству и хорошо позавтракать. Если денег хватит. Чебуреки по тридцать пять рублей и кофе двадцать — должно хватить… Но потом придется занимать.

Пустую банку он хотел бросить в корзину для бумаг, но передумал и предусмотрительно положил обратно в портфель. И хорошо, что туда полез: увидел пистолет, положил на стол, достал магазины, по одному выковырял из складок портфельной подкладки патроны и стал снаряжаться.

Хорошо, если сегодня обойдется без выездов.

Неожиданно раздался телефонный звонок. Звонил подполковник Петрицкий — непосредственный руководитель, начальник следственного отделения.

— Виктор, ты что — перешел в частные детективы?

— Кто вам сказал, Василий Григорьевич? Врут! Никуда я не переходил! Надо же, какую глупость выдумали!

— Почему глупость? Частные детективы на вольных хлебах, никому не подчиняются, начальникам ничего не докладывают. И ты ко мне не заходишь, значит, не считаешь нужным, выходит — сам себе хозяин…

— Что вы, как можно, уже бегу…

Черт! Надо было позвонить ему для отмазки, а то прицепится… Ну ничего, что сделано, то и есть, будем выкручиваться, первый раз, что ли?

Шабанов вскочил, быстро вынул из сейфа два первых попавшихся дела, чтобы не идти с пустыми руками и создать «занятой», «рабочий» вид. Резко открыл дверь, чуть не зашибив толстого парня.

— Вот, у меня повестка, на девять часов, — парень сунул ему смятую бумажку, заполненную неровным почерком самого Шабанова. Но Виктор отвел нетерпеливую руку.

— Подождите, гражданин! Меня руководство вызывает.

— И у нас на девять, — загомонили ожидающие граждане.

— И вы подождите. Доложусь начальству и всех приму.

Наступила тишина. И толстый парень, и две женщины средних лет, и пожилой мужчина замолчали и опустили головы. Видно, поняли, что у следователя есть дела поважнее, чем с ними возиться.

Он прошел к двери начальника СО, почтительно постучал, осторожно заглянул.

— Разрешите войти, Василий Григорьевич?

Петрицкий откинулся на спинку кресла и внимательно уставился на вошедшего. Он, как всегда был в строгом черном костюме, белой сорочке с галстуком — все наглаженное и начищенное. И лицо у него было строгим.

— Давно пора. Ты же сегодня, по графику, дежуришь? А почему на инструктаже не был?

— Как не был, Василий Григорьевич? Был. Просто я сзади сидел. А вы на первый ряд присели. Вот меня и не заметили.

— Так ты-то меня заметил? Должен подойти и доложиться!

— Извините еще раз. Больше такого не будет.

Стоя по стойке «смирно», он покаянно опустил голову и уперся взглядом… в носки, с дыркой на правом большом пальце! Черт! Вот почему ногам стало так легко! Вот куда смотрели свидетели! А если сейчас увидит начальник… Он сделал шаг вперед, прикрываясь столом.

— Это я уже слышал, — Петрицкий хлопнул ладонью по столу. Точнее, по лежащему перед ним уголовному делу.

Шабанов понял, что это его дело. И что он упорол в нем какой-то косяк. Значит, сейчас его будут драть. А ему и так плохо со всех сторон. С женой поругался, еле-еле в себя пришел, перед свидетелями выставил себя на посмешище.

— Виктор, что с тобой происходит? Ты можешь объяснить — в чем дело?

Но тон у начальника был довольно доброжелательным, и он немного воспрял духом.

— Да ничего. Все как всегда. Работа, дом. Дом, работа.

— Ты когда перестанешь пить? Над тобой уже все смеются.

— Можно подумать, что эти, смехачи, не пьют, — почувствовав свою правоту, Шабанов позволил проявить независимость: стал вольно, отставив ногу, осмотрел кабинет — не такой узкий пенал, как у него, но тоже небольшой. Зато ремонт тут сделан хороший — всем отделением спонсоров находили.

— Мало ли кто пьет! Важно — как пьет. И как это сказывается на работе!

Петрицкий открыл дело на заложенной ручкой странице.

— Ты хочешь Маханькова в суд направлять? А какая квалификация?

— Грабеж, Василий Григорьевич. Он же с применением насилия. Но не опасного для жизни и здоровья. В ухо ударил и все…

— И все, говоришь? А вот какие показания дает потерпевший…

Начальник СО нагнулся к протоколу допроса и с выражением прочел:

— «В правой руке нападающего я увидел блестящий металлический предмет, похожий на нож!» А если нож, то это не грабеж, а разбой! И статья другая, и санкции другие… Что скажешь?

Виктор опять стал смирно.

— Да нет, это он вначале так показывал! А потом пояснил, что никакой не нож, а расческа. И сам Маханьков признает расческу, а нож отрицает.

Петрицкий раздраженно захлопнул дело и повысил голос.

— Ты что, первый год работаешь? Меня не интересует, кто тебе что сказал — меня интересует, что ты записал в протоколе! Не написал бы про нож — одна песня, а раз написал — другая! Значит, надо этот вопрос исследовать, устанавливать, что ножа не было, и выносить постановление, что признаки разбоя в действиях Маханькова отсутствуют! Ты что, этого не знаешь?