Читать книгу "Секрет старинного медальона - Наталия Ломовская"

К концу ужина Диме уже казалось, что он давным-давно знает это занятную девушку. Легкое неудобство первых минут рассеялось, теперь они беседовали так, словно были давними друзьями, и Лавров искренне расстроился, когда Жанна бросила взгляд на крошечные наручные часики.

– Ох, как мы засиделись! Нам пора. Мы девушки рабочие, нам завтра с утра на службу.

В эту минуту Лавров ненавидел Жанну.

– Может, еще вина? – заторопился Кирилл, косо глянув на друга и оценив его настроение. Он был готов предложить и птичьего молока, лишь бы девушки задержались еще чуть-чуть – благотворное действие Жанкиной подруги на Диму было очевидным.

– Нет, спасибо. Я и так превысила свою норму. А мне завтра рано вставать…

– Я провожу вас, – заявил Дмитрий и подозвал официантку.

Против этого Юля и Жанна возражать не стали.

Глава 6

«Здравствуй, мамуля. У меня все хорошо, даже и писать особо не о чем. Я в театр не устроилась, там все очень мало получают. Зато Жанна действительно помогла, видишь, не обманула. Я снимаюсь в сериале. Теперь станешь смотреть меня по телевизору и всем хвастаться. Вообще все будет хорошо. Зарплата тут большая, я уже купила себе туфли и два платья на лето. Я познакомилась с одним парнем, он очень симпатичный и порядочный, и мне нравится. Но пока между нами еще ничего серьезного не случилось. Вот и все, больше писать нечего. Не болей и не скучай. Твоя дочь Юля».

Юлька задумалась, покусала конец ручки и приписала внизу «целую». Но даже с этим дополнением письмо не потянуло больше чем на полстраницы. Надо было писать поразмашистей. Мало, ну да что ж теперь! И это пришлось из себя выжимать с муками. Но без письма нельзя – а то еще маман затрещит крыльями и поедет в столицу искать пропащую дочь. Мама на это способна.

Все в письме было правдой. Лавров позвонил Юле на следующий же вечер. Пригласил в кафе. Она не ломалась, не упиралась – просто и весело объяснила, что не может каждый день объедаться, как вчера, предложила выпить где-нибудь кофе. Вечер затянулся – они зачем-то пошли в кино. В конце фильма Юля расплакалась.

– Ты что? – испугался Лавров.

– Это очень хороший фильм, – трогательно шмыгая носом, поведала Юля. – Он мне очень понравился. А тебе?

– Н-не знаю… Наверное, да. Понимаешь, мне фильм показался… чуточку старомодным. Любовь к призраку – эту тему уже сто раз обсосали. А вообще ты права. Есть что-то удивительно трогательное во всех этих фильмах про печальных одиночек, про гуляния по крышам и про бессмертную любовь…

– Я чувствовала, что ты меня поймешь, – виновато шмыгнула носом Юля.

Слезы красили ее. Губы припухли, глаза блестели, тушь слегка размазалась, и вид у девушки стал очень естественный, очень забавный – как будто она только что проснулась.

С тех пор они встречались с Дмитрием почти каждый вечер. Пили кофе, ходили в кино и в театры… Почтили своим присутствием даже «Геликон-оперу». Юля резко осудила поведение леди Макбет Мценского уезда и посочувствовала мадам Баттерфляй. Девушка оказалась необыкновенной. Она была наивной, и умненькой, и яркой, и спокойной, и на дне ее души – казалось Лаврову – он видел собственное отражение.

И вот еще что. Об этих встречах никто не знал. Обаяние тайных свиданий, назначаемых в маленьких кофейнях, короткие рукопожатия над тирамису… А поцелуев не было. Как-то не доходило до них. И это Лаврову тоже нравилось! Он не был озабоченным, он ценил и любил то, что происходит между мужчиной и женщиной, но не мог не признаться себе в том, что этот сакральный акт за последние годы как-то… скажем, обесценился. Плотская любовь стала не только результатом непреодолимого влечения, а способом выразить дружбу, признательность, благодарность, симпатию. А у него вот как раз и было непреодолимое влечение, его неудержимо тянуло к Юле! И он ведь намеревался, предполагал и собирался, он ждал – придет вечер, наступит удобный момент, и он поцелует ее, а дальше все случится, как это и бывает между мужчиной и женщиной…

Но наступал тот самый «удобный» момент, а Дима мог только смотреть на Юлю, позволяя себе те маленькие знаки внимания, что отвоевал в безмолвной борьбе, – брать ее за руку, целовать эту тонкую, полупрозрачную кисть, время от времени – случайное прикосновение, тактильный знак внимания! – дотрагивался до ее плеча, до талии, до волос. И эти легкие касания, которых девушка, скорее всего, даже и не замечала, горели в его крови каждой ночью, заставляли ворочаться с боку на бок, сминая простыни, и повторялись в бредовом полусне.

Но на самом деле то, что представлялось Дмитрию наваждением, являлось тонкой и умелой игрой. Игра на грани наваждения – вот как можно это было назвать, потому что все в ней основывалось на женской интуиции, на тончайшем чутье. Что сказать в ту или иную минуту? В ответ на какую шутку свойски улыбнуться, а на какую – промолчать, потупившись, покраснеть самой и вогнать в краску неудачливого шутника? Когда выглядеть обиженной, испуганной, загадочной, веселой, печальной, ироничной, бесшабашной? Влюбленной, наконец?

– Ну ты даешь, Юлька, – говорила Жанна. – Где пропадаешь-то вечерами? Нашла кого-нибудь?

– Пока не знаю, – опускала ресницы Юля. – Если что-то серьезное будет – обещаю, ты узнаешь про это первой.

Своих истинных чувств Юля не хотела обнаруживать даже перед единственной подругой. Один раз раскроешься, другой – а там, пожалуй, войдет в привычку, и сядешь в галошу. А это не лучшее место для серьезных девушек!..

На самом деле ситуация внушала ей нешуточные опасения. Игра затянулась. Юля слишком переборщила с имиджем неприступной крепости. Со дня на день жертва могла либо почувствовать утомление девушки от взятой на себя роли и пойти на приступ, превратившись в охотника, либо, убедившись в неприступности штурмуемой башни, повернуться и уйти, найти себе кого-нибудь посговорчивей. Этого допустить было нельзя.

«Он на мне женится, – шептала Юля, когда оставалась в одиночестве. – Я не могу его упустить, не могу его потерять. То, что я нашла его, встретила, то, что он обратил внимание именно на меня, когда вокруг полно смазливых барышень, – это чудо. Это настоящее чудо, Господи, спасибо тебе! И если я прощелкаю – жизнь просто кончится. Но что ж я могу сделать? Как? Пусть он только не слишком боится брака, пусть мне только удастся довести его до алтаря, а там…»

И она поднесла к губам тяжелый золотой медальон. От дыхания металл чуть затуманился, но потом вспыхнул еще ярче. Маленький рубин, глаз воркующего голубя, горел как настоящий, налитой кровью яростный глаз.

Дмитрий боялся пресловутых брачных уз не больше и не меньше, чем любой другой мужчина. На него не лег отпечаток первого неудачного брака – тем более что неудачным его можно было назвать только для покойной супруги. Лаврову в результате досталось неплохое наследство. Но дело было даже не в этом. Теперь, вспоминая о Вере, о требовательной, жесткой, но наедине с ним нервной и плаксивой Вере, Дима не думал о ней как о жене и о женщине. В блеске Юлиной красоты и обаяния те чувства – если они и были когда-нибудь – выцвели, померкли, оказались пересмотрены и отвергнуты, как плохо снятый фильм, как бездарная повесть. И в эту же корзину полетели и жалость, и вина, и надежда на прощение – все, чем так мучительно и так прекрасно бывает человеческое бытие…