Читать книгу "Экстремальная воля. Принципы, спасающие жизнь, карьеру и брак - Лейф Бабин"

Список ошибок был весьма обширен. В соответствии с указаниями я собрал краткую информацию, сделал презентацию в Microsoft PowerPoint с указанными временны́ми рамками и изображениями перемещений отрядов союзников на карте района. Затем собрал перечень всего, что каждый сделал неправильно.

Это было исчерпывающее объяснение того, что произошло. В презентации говорилось о критических неудачах, которые превратили миссию в ночной кошмар и стоили жизни одного иракского солдата, еще больше было раненых, и, если бы не настоящее чудо, мы потеряли бы отряд «морских котиков».

Но чего-то не хватало. Была какая-то проблема, какой-то фрагмент, который я не нашел, и у меня было такое чувство, что правда наружу не показалась. Кто же виноват?

Я снова и снова просматривал свой отчет, пытаясь найти недостающий фрагмент, единственную опорную точку неудачи, которая привела к инциденту. Но было так много факторов, и я не мог их понять.

Наконец на нашу базу прибыли офицер-дознаватель, командующий офицер и главный мастер чиф-петти-офицер. Они собирались сбросить свое снаряжение, прихватить немного еды в столовой, а затем встретиться всем вместе, чтобы обсудить событие.

Я снова просмотрел свои записи, пытаясь найти виновного.

И тут меня осенило.

Несмотря на все неудачи отдельных лиц, отрядов и лидеров и бесчисленные ошибки, которые были сделаны, был только один человек, виноватый в том, что на операции пошло что-то не так – я. Я не был с нашей снайперской командой, когда они атаковали иракского солдата. Я не контролировал иракских врагов, которые пробрались на территорию лагеря. Но это было не важно. Как командир оперативного отряда «морских котиков», главный лидер на поле боя, руководящий данной операцией, я должен был курировать все, что происходило в оперативном отряде «Громила». Я должен был взять на себя полную ответственность за то, что пошло не по плану. Именно это делает лидер – даже если это означает увольнение. Если кто-то и должен был быть обвинен в случившемся, так это я.

Через несколько минут я вошел в помещение, где находился взвод и где все собрались для слушания отчета. Тишина оглушала. Командующий офицер сидел в первом ряду. Главный мастер чиф-петти-офицер угрожающе стоял сзади. «Морской котик», который ранее был ранен – получил осколочное ранение патроном 50-го калибра, – тоже был там, а его лицо было забинтовано.

Я встал перед группой.

– Кто же в этом виноват? – спросил я в комнате, полной товарищей по команде.

После нескольких мгновений молчания «морской котик», который ошибочно стрелял в иракского солдата, сказал:

– Я виноват. Я должен был точно определить свою цель.

– Нет, – ответил я. – Это не твоя вина. Чья это вина? – снова спросил я группу.

– Это моя вина, – сказал радист из снайперской спецгруппы. – Я должен был раньше передать нашу позицию.

– Неверно, – ответил я. – Ты не виноват. Кто виноват в этом? – спросил я снова.

– Я виноват, – сказал другой «морской котик», который был боевым советником вместе с группой по разминированию в иракской армии. – Я должен был контролировать иракцев и убедиться, что они оставались в своем секторе.

– Не согласен, – сказал я. – Ты ни в чем не виноват.

Многие из моей команды «морских котиков» готовы были объяснить, что они сделали неверно и как это повлияло на провал. Но я услышал достаточно.

– Знаете, чья это вина? Вы знаете, кого нужно винить? – Вся группа сидела в тишине, включая командующего офицера, главного мастер-чиф-петти-офицера и офицера-дознавателя. Без сомнения, они задавались вопросом, кого я буду считать ответственным за это. Наконец я глубоко вздохнул и сказал:

– Есть только один человек, который в этом виноват, – я. Я – командир. Я отвечаю за всю операцию. Как старший, несу ответственность за каждое действие, которое происходит на поле битвы. Некого винить, кроме меня самого. И я скажу вам прямо сейчас следующее: я сделаю все, чтобы с нами никогда больше не случилось ничего подобного.

Это была тяжелая ноша. Но это была абсолютная правда. Я был лидером. Я был главным, я был ответственным за это. Таким образом, я должен был взять на себя ответственность за все, что пошло не так. Несмотря на огромный удар по моей репутации и моему эго, это было правильно – единственное, что можно было сделать. Я извинился перед раненым солдатом, объяснив, что это моя вина и что нам всем повезло, что он не умер. Затем мы приступили к ознакомлению со всей операцией по частям, разбирая все, что произошло и что мы могли бы сделать, чтобы предотвратить это и тем более не повторить наши ошибки в будущем.

Когда я оглядываюсь назад, мне становится ясно, что, несмотря на все произошедшее, полная ответственность, которую я взял на себя за ситуацию, фактически увеличила доверие ко мне командующего офицера и главного мастера чиф-петти-офицера. Если бы я попытался перекинуть вину на других, мне кажется, меня уволили бы – и по заслугам. «Морские котики» во взводе, которые не ожидали, что я возьму вину на себя, уважительно отнеслись к тому факту, что я принял на себя полную ответственность за все, что случилось. Они знали, что это динамичная ситуация, вызванная множеством факторов, но я отвечал за каждый из них.

Обычные командиры армии и морской пехоты США восприняли опорные точки отчета как извлеченные уроки и двинулись дальше. Сражаясь в Рамади в течение длительного периода времени, они поняли то, чего не понимали мы, «морские котики»: огонь по своим – это риск, который должен быть максимально смягчен, но этот риск не устранить. Это был бой в населенном пункте, самое сложное и трудное сражение из всех, и было просто невозможно провести операции без небольшого риска огня по своим. Но для «морских котиков», привыкших работать небольшими группами над точечными целями, братоубийству никогда не было места.

Вскоре после этого инцидента к нам в оперативное отделение прибыл очень опытный и уважаемый офицер, который до вступления на службу SEAL был командиром взвода морской пехоты США во Вьетнаме во время исторической битвы за Хюэ. Он рассказал мне, что многие потери морской пехоты в Хюэ были из-за обстрела своими, и это часть жестокой реальности сражений в населенных пунктах. Он понимал, что мы пережили, и то, как легко это могло произойти.

Несмотря на то что подобный инцидент в такой обстановке, как в Рамади, – явление вероятное, если не ожидаемое, мы поклялись не допускать этого снова. Мы проанализировали то, что произошло, и реализовали полученные уроки. Мы пересмотрели наши стандартные операционные процедуры и методологию планирования, чтобы как можно больше снизить риск. В результате этого трагического инцидента мы, несомненно, спасли жизни людей в будущем. Даже когда нас снова и неоднократно по ошибке атаковали спецгруппы союзников во время дальнейшего дислоцирования, мы никогда не позволяли ситуации обостриться и всегда могли быстро восстановить контроль.

Но тактическое уклонение от братоубийства было лишь частью того, чему я научился. Когда я вернулся домой, то взял на себя подготовку Первого учебного подразделения, которое проводило все тренировки для взводов «морских котиков» Западного побережья и оперативных отрядов по подготовке к боевым развертываниям. Я разрабатывал сценарии, где почти гарантированно могли произойти перестрелки между своими. Когда все-таки они происходили, мы, кадровый инструкторский состав, объясняли бойцам, как этого можно избежать.