Читать книгу "Годы риса и соли - Ким Стэнли Робинсон"

Тучные башни с зубчатыми стенамиУтопают в буйстве зелени.Жизнь бьёт в небо фонтаном так близко к солнцу.Вокруг каменного центра –Постройки из дерева разбавляют зелёный массивВлево, вправо, вдоль всего побережья,До самого гор подножья простёрся город,Насколько хватает глаз, до самых склонов холмов,Подпирающих его.

Несмотря на внушительные размеры города, жизнь встала, когда приплыли китайцы. Болд, Киу и эфиопы сквозь решётки смотрели на гудящую толпу, на людей в красочных одеждах, восторженно размахивающих руками.

– Эти китайцы завоюют весь мир.

– Тогда монголы завоюют Китай, – сказал Болд.

Он обратил внимание на Киу, который наблюдал за толпой зевак на берегу. Он глядел с выражением прет, не погребённых после смерти. Такое выражение носят старые маски демонов в тибетской религии бон, такое выражение принимал и отец Болда, когда приходил в ярость: этот взгляд проникал прямо в душу, он говорил: «Я забираю тебя с собой, и тебе меня не остановить, даже и не пытайся». Болд оторопел, увидев это выражение в глазах простого ребёнка.

Их снарядили носить грузы: одних – спускать в шлюпки, а других – поднимать со шлюпок на корабль. Но продавать рабов никто не собирался. Они всего только раз спустились на сушу – когда понадобилось разобрать кипу сукна на отрезы и снести их в длинные челноки, предназначенные для переправы товаров с берега на корабли-сокровищницы.

Пока они работали, самого Чжэн Хэ доставили к берегу на личной барже. Она была расписана красками и позолотой, инкрустирована драгоценными камнями и фарфоровыми мозаиками, а на носу громоздилась статуя из чистого золота. Адмирал спустился по трапу с баржи, разодетый, в золотых одеяниях, украшенных красно-синей вышивкой. Слуги раскатали на берегу ковровую дорожку, чтобы адмирал ступал только по ней, но он ею не воспользовался, а направился к невольникам – наблюдать за погрузкой товаров. Человек этот был поистине огромен: высокий, широкоплечий, с глубокой, как грузовое судно, осадкой. У него оказалось широкое, совсем не ханьское лицо, а сам он был евнухом – в точности как и рассказывали абиссинцы. Болд наблюдал за ним исподтишка, пока не заметил Киу, который, позабыв о работе, застыл и уставился прямо на адмирала, устремив на него такой взгляд, каким ястреб выслеживает мышь. Болд схватил мальчишку и потащил работать.

– Идём, Киу. Мы с тобой скованы одной цепью. Не стой столбом, а не то я собью тебя с ног и поволоку по земле. Не хочу наживать себе проблем – одной Таре ведомо, что будет с рабом, попавшим в немилость к такому человеку.

Отчалив из Каликута, мы поплыли на юг. В Ланке невольники не покидали корабля, а вот солдаты сошли на берег, да и пропали на несколько дней. Болд, понаблюдав за поведением оставшихся членов экипажа, пришёл к выводу, что солдаты отправились в разведку. Шли дни, офицеры на корабле всё больше нервничали, а Болд старался не терять бдительности. Он понятия не имел, что произойдёт, если Чжэн Хэ не вернётся, но сильно сомневался, что корабль уплывёт без своего адмирала. И в самом деле, корабельные артиллеристы уже вовсю корпели над боеприпасами, когда адмиральская баржа, сопровождаемая другими лодками, вышла из внутренней гавани Ланки. С триумфальным кличем солдаты поднялись на борт. Они поведали о засаде, которая поджидала их на суше, и о том, как им удалось отбиться от неприятеля, взяв в плен самого зачинщика этой засады, узурпатора, предательским образом свергнувшего здешнего короля, и самого законного правителя заодно. Впрочем, в этой истории чувствовалась некоторая путаница относительно того, кто есть кто и зачем понадобилось пленить законного короля. Но удивительнее всего было то, что в распоряжении короля оказалась священная реликвия острова – зуб Будды, называемый Далада. Чжэн поднял над головой миниатюрную золотую святыню, демонстрируя трофей всем на борту. Похоже, это был верхний клык. И экипаж, и пассажиры, и рабы – все как один загудели, благоговея. Их неистовые крики долго не умолкали.

– Это настоящее сокровище, – объяснил Болд Киу, когда рёв стих.

Он сложил ладони и принялся читать Лакаватара-сутру – сутру явления на Ланке. Ценность этого сокровища была столь велика, что Болд не мог не содрогнуться. Не приходилось сомневаться, что именно страх стал причиной такой бурной реакции всего экипажа. Будда благословил Ланку – он всегда благоволил этой земле, где проросла ветвь священного дерева Бодхи, минеральные слёзы которого и по сей день льются со склонов священной горы в центре острова – той самой, чья вершина припечатана подошвой Адама. Забирать Даладу из этих священных земель, со своего законного места, было непростительным прегрешением. Оскорбления, нанесённого этим поступком, никто не мог отрицать.

Пока плыли на восток, по кораблю поползли слухи, что Далада подтверждала право свергнутого короля на трон, и, когда император Юнлэ разберётся в этом деле, сокровище будет возвращено на Ланку. Услышав такие новости, рабы успокоились.

– Стало быть, китайский император будет решать, кому править островом? – спросил Киу.

Болд кивнул. Император Юнлэ сам взошёл на трон в результате кровавого переворота, так что оставалось гадать, кого из двух претендентов он предпочтёт. А пока Далада оставалась у них на борту.

– Это хорошо, – сказал он Киу, ещё немного поразмыслив. – Во всяком случае, в плавании с нами не приключится никакого несчастья.

Так оно и оказалось. Чёрные шквалистые ветры неслись прямо на них, но необъяснимым образом тут же улетучивались, даже не задев флота. Громадные драконьи хвосты вспенивали волны на всех горизонтах, заставляя широкие моря ходить ходуном, а они безмятежно плыли меж штормов при полном штиле. Даже Малаккский пролив они миновали без помех со стороны Палембанга, да и севернее оного не встретили орд ни тямских пиратов, ни японских вокоу. Но, как верно заметил Киу, ни один пират в здравом уме и не бросил бы вызов столь могущественному флоту, даже без всякого зуба Будды.

Позже, когда доплыли до Южно-Китайского моря, стали поговаривать, будто ночью кто-то видел Даладу парившим вокруг корабля, словно огонёк свечи.

– Почём знать, может это и был огонёк свечи? – сказал Киу.

А назавтра заалело рассветное небо. Чёрные тучи с юга застелили горизонт, напоминая Болду о грозе, убившей Тимура.

Хлынул проливной дождь, подул ветер, побеливший море. Болд в полутёмной каюте не находил себе места. Он подумал, что в море буря ещё страшнее, чем на суше. Корабельный астролог кричал о том, что гигантский подводный дракон рассвирепел и обрушил на них высокие волны. Болд присоединился к рабам, которые вцепились в решётки и выглядывали в маленькие оконца в надежде разглядеть хребет, лапу или морду зверя, да только шапки пены над белой водой затянули собой всю поверхность. В пене Болду привиделся краешек тёмно-зелёного хвоста.

Воет ветер в девяти голых мачтах,Величественный корабль кренится,Качаясь на волнах, и маленькие корабликиБутылочными пробками болтаются на воде,То и дело скрываясь из виду.В минуты бури только и можно что крепко держаться!Болд и Киу жмутся к стене, сквозь рёвПрислушиваясь к крикам над головамиИ к топоту матросов, что из последних силПытаются сладить с парусамиИ крепче привязывают румпель.Они слышат страх в голосах китайцев,Слышат его в топоте наверху,Даже сидя в трюмах, промокнув от штормовых брызг.

На высоком юте солдаты вместе с астрологами проводили обряд, взывая к милости богов. Слышно было, как сам Чжэн Хэ обращается к Тяньфэй, китайской богине, покровительнице мореходов.