Читать книгу "Безмолвие девушек - Пэт Баркер"

Все осваивались на свой лад. Две женщины мне особенно запомнились – сестры, я полагаю. Они весь день проводили у ткацких станков, никогда не выходили, если не считать короткой прогулки поздним вечером. Шагали вместе, рука об руку, закутанные в вуали, так что оставалось лишь гадать, как они не спотыкались. Они как будто надеялись, что, соблюдая ограничения, принятые в жизни уважаемой женщины, им удастся вернуться к прежней жизни и изменить свое нынешнее положение. Я смотрела на них и думала: «Они безумны».

Во всяком случае, я выбрала иной путь. Я выходила на прогулку каждое утро, одна и без вуали. Порой удалялась вдоль береговой линии до самого мыса, где сжигали мертвых. Оттуда открывался вид на многие мили вокруг. Ясным днем можно было разглядеть разрушенные башни Лирнесса. Можно было пойти в другом направлении, вглубь суши, по грязным, истоптанным тропам через дюны и вересковые пустоши, к полю битвы. Оттуда, через долину, была видна Троя. Порой можно было даже увидеть отблеск солнца на золотой короне Приама. Он почти всегда стоял у парапета, глядя на поле боя, а рядом с ним, перегнувшись насколько можно, белым пятном стояла Елена.

С трудом верилось, что война длится так долго. Девять лет они сражались за долину Трои; линия постоянно сдвигалась, но незначительно – никакой из сторон не удавалось переломить ход. На месте плодоносной некогда равнины теперь простиралась вытоптанная пустыня, отчего осенью и зимой две реки, пересекающие долину, постоянно разливались. Деревья были вырублены еще первой зимой на постройку хижин и починку кораблей. Птицы исчезли. Просто удивительно, как редко они попадались там – разве что одинокий ястреб кружил над разоренной землей.

Я нечасто ходила в ту сторону. Больно было смотреть на Трою, где я провела когда-то два счастливых года.

Понемногу я познакомилась с другими «наградами» – женщинами, преподнесенными войском своим царям. Мы встречались в стане Нестора, потому что он располагался ближе всего к главной арене, и это было удобно для всех. Гекамеда, отведенная Нестору, когда Ахилл разорил Тенедос, наполняла чаши крепким вином и ставила блюда с хлебом, сыром и оливками. Она была примерно одного со мной возраста – около девятнадцати лет, с гладкими волосами и бронзовой кожей. Сноровистая и проворная в движениях, она напоминала мне юркого королька. Ее преподнесли Нестору в награду за «стратегические думы», поскольку он был слишком стар, чтобы участвовать в рейдах.

– Слишком стар и для?.. – рискнула я спросить.

Юза фыркнула.

– Если бы! Эти старики хуже всех. Думают, если что-то сделать – что-нибудь еще, такое, что ты и не сделаешь даже, – тогда у них встанет крепче скалы… Нет уж, лучше с молодыми.

Юза была наградой Одиссея, и похоже, что ее это вполне устраивало. Для нее все было предельно просто. По окончании Одиссей лежал, глядя в потолок, и предавался долгим, бессвязным воспоминаниям о Пенелопе, своей супруге, которой был предан до слез.

– Все они говорят о своих женах, – сказала Юза, сдерживая зевок.

Сложно было сказать, кем была Юза, пока не пал Тенедос, хоть я и рискнула бы предположить.

Рица повернулась ко мне.

– А что с Ахиллом? Каков он?

– Быстрый, – ответила я, ничего не добавив.

Я рада была вновь увидеть Рицу. Она досталась Махаону, главному лекарю войска. И дело не столько в ее наружности – ну, скажем откровенно, дело вовсе не в наружности, – сколько в ее умениях в медицине. Рица вдова и старше нас всех. В обычных обстоятельствах ей не пристало бы вести подобные разговоры в присутствии юных девушек.

Самой младшей из нас, Хрисеиде, было всего пятнадцать. Ее отец был жрецом, и в то время, когда пал Тенедос, она еще жила в его доме. Агамемнон выбрал ее из пленных девушек, выстроенных перед ним для осмотра. Как предводитель войска он всегда выбирал первым, хотя все тяготы сражений брал на себя Ахилл. Хрисеида оказалась такой милой – как это часто бывает в этом цветущем возрасте. Поначалу она выглядела очень застенчивой, но со временем я поняла, что дело вовсе не в робости. Хрисеида была невероятно сдержанна. Когда умерла ее мать, она была еще совсем ребенком, и потому с ранних лет стала госпожой в доме отца и, помимо прочего, прислуживала ему в храме. Взвалив на себя эту двойную ношу, Хрисеида повзрослела не по годам. Когда мы только встретились, она говорила очень мало – из робости, сдержанности или ханжества, не могу сказать, – но все наше внимание было приковано к ней. Когда она уходила слишком рано, мы тотчас принимались это обсуждать. Но не предавались злостным сплетням – мы все за нее переживали. Хотя, с другой стороны, как отметила Юза, по сравнению с нами Хрисеида все же оказалась в завидном положении: Агамемнон просто не мог ею насытиться.

– Никого не желает, кроме нее, – сообщила Юза. – Удивительно, как она еще не забеременела.

– Он предпочитает задний проход, – отметила Рица.

Уж она-то знала, о чем говорит. Она приготовила мазь из гусиного жира с растертыми травами и кореньями, и женщины в лагере приходили к ней, если ночь выдавалась особенно тяжелой. Рица была слишком осмотрительна, чтобы рассказывать о визитах Хрисеиды, но все и так было очевидно.

– В самом деле? – спросила Юза. – Ну да, она же такая худенькая…

И она откинулась, заложив руки за голову, демонстрируя собственные округлые формы.

– Он ее любит, – заметила Гекамеда.

Юза фыркнула.

– Ага, пока она не наскучит ему. Помнишь, как там ее звали… ах, чтоб ее, начинается на «вэ»… Ну все думали, что у них любовь, но это не помешало ему отдать ее воинам. А потом была…

– Они так делают? – спросила я.

– Что?

– Отдают своих женщин воинам?

Юза пожала плечами.

– Это все знают.

– С Хрисеидой этого не случится, – возразила Гекамеда. – Он одержим ею.

– Ну, надеюсь, ты права.

Рица потянулась и зевнула.

– Все, что ей нужно, – это родить ему сына.

– Как ты себе это представляешь? – спросила я. – Через задний проход?

Взрыв хохота. Сейчас кажется невероятным, что мы тогда смеялись. Но смеялись мы помногу. Наверное, важно учесть, что ни одна из нас не теряла детей.

Приходила еще одна женщина, хоть и реже других, – Текмесса, награда Аякса. Она провела в лагере четыре года и родила сына, в котором Аякс души не чаял. Поскольку его стан располагался рядом со станом Ахилла, мы часто возвращались вместе. Это была крупная женщина, и прогулки в жару давались ей тяжело. Так что мы шли очень медленно, и у нас была масса времени на разговоры. Но я не ощущала симпатии к Текмессе или иного чувства, кроме раздражения и жалости. Аякс убил ее отца и братьев и овладел ею той же ночью. А она умудрилась полюбить его – ну или так утверждала. Я не вполне ей верила. Впрочем, мне и не хотелось верить. Ее смирение казалось мне пугающим – и постыдным. Но у нее был сын, и вся ее жизнь вращалась вокруг ребенка.