Читать книгу "Молот Люцифера - Ларри Нивен"

– Ладно. Заметили, как место называется?

– Первый федеральный фондовый бар. Остроумно. Украдено у Джорджа Карлина. Вовремя, кстати.

– Точно. Люди часто пользуются чужими идеями. Знаете, что такое «страхование у Чокнутого Эдди»?

– Ага. Покупали же тачки у Безумного Мюнца. Как насчет «раковой клиники Жирного Джека»?

– «Раковая клиника и покойницкая Жирного Джека», – усмехнулся Ческу.

Петля, давившая на горло Харви, постепенно ослабевала. Он отхлебнул пива и ушел в кабинку: там можно опереться спиной на стену. Марк последовал за ним и сел напротив.

– Эй, когда мы снова двинем по трассе? Ваш мотоцикл еще на ходу?

– Да.

Год назад – хотя нет, уже два с половиной – он послал все к дьяволу и позволил Марку сманить его в поездку по побережью. Они останавливались в придорожных барах, беседовали с другими путешественниками и делали привалы там, где хотелось. Ческу занимался мотоциклами, а Харви оплачивал счета, впрочем, те были невелики. Совершенно безмятежные денечки.

– Мотоцикл на ходу, но шанса покататься нет. Когда сериал запустят в производство, у меня не будет ни минуты.

– Я могу помочь? – спросил Марк.

Рэндолл пожал плечами:

– Почему бы и нет? – Ческу иногда работал с Харви – таскал камеры и оборудование или просто был в роли мальчика на побегушках. – Если тебе удастся держать язык за зубами.

– Я в курсе.

Помещение заполнялось. Музыкальный автомат перестал играть. Марк встал и поплелся к бару.

– У меня есть кое-что для вас, – произнес Ческу, извлекая из-под стойки двенадцатиструнную гитару.

Марк уселся на стул в глубине зала, что тоже входило в привычку – он пел в таких заведениях за еду и за выпивку. В дни той поездки по побережью в каждом втором баре между Лос-Анджелесом и Кармелем пение Марка приносило им по бесплатному бифштексу. Он мог бы стать и профессионалом, но ему не хватало выдержки и терпения. Ни на одном месте ему не удавалось продержаться дольше недели. Парню казалось, что люди, имеющие постоянный заработок, – чародеи, знающие некий непостижимый для него секрет.

Ческу взял пробный аккорд, сыграл вступление. Мелодия старой ковбойской песни «Чистая прохладная вода».

Целый день подряд – в телевизор взгляд.

Телевизор вместо культуры,                            культуры…Мыльных опер водоворот,Фильмы целые дни напролет —Чтобы забыл о культуре,О… самом сладком – культуре.

Харви одобрительно хохотнул. Толстяк бармен поставил перед Марком стакан с пивом, и тот признательно мотнул головой.

Солнышко село, и города телоВопит – вопит о культуре,                               культуре…Судью и копа разбирает смех:Они извели культуры грех.Самой сладкой… культуры.

Марк перестал петь и молча перебирал струны. Звенели аккорды, фальшивые, но явно верные, будто Ческу искал что-то и никак не мог найти.

Телевизор включи. Смотри и молчи.Твой разум уже не кричит.В телевизор взгляд – и вот ты распят.Распят рядом с культурой,                                    культурой…Ты уже забыл, кем ты раньше был,И твой разум давно уже остыл.И тебя, и меня телевизор купилИ продал – вместе с культурой.Вместе с самым сладким – культурой.

Гитара смолкла, и Марк квакающим голосом возвестил:

– Вот почти все, что можно узнать об этом из старой ленты с Богартом: САМОЕ СЛАДКОЕ – КУЛЬТУРА. Лондонский симфонический оркестр под управлением Леонарда Бернстайна и группа «Роллинг Стоунз». Поражающая воображение демонстрация того, что же такое культура. Самое сладкое – культура. Граждане, сегодня состоятся дебаты между президентом Союза сельскохозяйственных рабочих и двадцатью двумя обезумевшими от голода домохозяйками, вооруженными кухонными ножами. Это и есть культура.

«Господи, – подумал Харви, – записать бы его речь да проиграть у нас на производственном совещании!» Он привалился к стене, наслаждаясь моментом. Скоро он должен отправиться домой, поужинать – к Лоретте и Энди и Киплингу, в свой дом… он так его любит, но тот обходится столь дьявольски дорого.

Горячий сухой ветер Санта-Ана по-прежнему дул вдоль бассейна реки Лос-Анджелес. Рэндолл ехал в автомобиле с открытыми окнами, сбросив пиджак на сиденье, сверху лежал скомканный галстук. Фары высвечивали зеленые холмы и деревья с облетевшей листвой. Время от времени попадались пальмы. Кругом царила непроглядная летняя тьма калифорнийского февраля. Для Харви в этом не было ничего необычного.

Он мурлыкал себе под нос песенку Марка. «Когда-нибудь я запущу по телесети ее запись, – думал он, – и ее услышат три четверти дельцов Лос-Анджелеса и Беверли-Хиллз». Наполовину расслабившись, он мечтал. Грезы рассеивались, лишь когда идущая впереди машина замедляла ход: тогда, как на волнах, покачивались вспышки тормозных огней.

На вершине холма он свернул направо, на Малхолланд, затем – снова направо, в Бенедикт-каньон. Немного съехал вниз по холму и опять свернул направо – на Фок.

Фок-лейн являлась одной из множества коротких кривых улочек с особняками, построенными лет пятнадцать назад. Один из них принадлежал Харви. Спасибо «Кредитно-сберегательной компании Пасадины». Дальше по Бенедикт-каньон был поворот на Сьело-драйв, где Чарли Мэнсон доказал всему миру, что цивилизация – вещь хрупкая и недолговечная. После страшного воскресного утра в шестьдесят девятом году на Беверли-Хиллз не осталось дома, где не держали бы ружье или сторожевого пса. Доставка отсутствующего товара – дробовиков – растягивалась на несколько недель. С тех пор, несмотря на пистолет Харви, ружье и собаку, Лоретта мечтала уехать отсюда. Она искала безопасности.

Родные стены. Большой белый особняк с зеленой крышей. Подстриженный газон, раскидистое дерево, маленькая веранда. Его можно хорошо продать – а ведь он наименее дорогой в квартале. Но Харви отлично понимал, что «наименее дорогой» – понятие относительное.

К дому вела обычная подъездная дорожка – не такая здоровенная и круговая, как у соседей напротив. Рэндолл лихо свернул к ней, резко сбавил ход и дистанционно открыл гараж. Дверь поднялась раньше, чем машина подъехала. Харви мысленно поздравил себя с точным расчетом. Когда дверь опустилась, он позволил себе мгновение посидеть в темноте. Он не любил час пик, однако всю жизнь чуть ли не каждый день ему по два раза приходилось ездить именно в эти часы.

«Надо принять душ», – решил он. Вылез из машины, вышел во двор и направился к черному ходу.

– Вы, Харви? – зычно вопросил чей-то знакомый баритон.

– Я, – ответил Рэндолл.

Волоча за собой грабли, к нему по лужайке тащился Горди Вэнс, сосед Рэндоллов слева. Мужчина облокотился на забор, и Харви сделал то же самое. Ему подумалось, что это карикатурно напоминает болтовню кумушек-соседок. Вот только Лоретте не нравилась Мари Вэнс, к тому же трудно вообразить, что она примет такую позу!